Ф. Ван Вик Мейсон - Серебряный леопард
В приступе ревности леди принялась тузить мужа кулаками. В ответ сэр Вольмар так сильно толкнул супругу, что она пулей выскочила из комнаты под восторженный визг неухоженного потомства.
Глава 3 AU SECOURS! [4]
Пленника-графа заперли в крохотном жалком чулане.
В течение двух дней, казавшихся бесконечными, сэр Эдмунд де Монтгомери то метался в бессильной ярости, то устало дремал у стены. Его узилище выходило во внутренний двор замка и находилось прямо перед входом в сторожевую башню. На пол чулана никто не бросил даже пучка соломы, чтобы заключенный мог сесть или прилечь. Хуже того, граф был не один. Вместе с ним в этой темной дыре находился какой-то полубезумный. Поскольку ему вырвали язык, он не мог ни назвать себя, ни объяснить, почему его держат в заключении. Очевидно, этот несчастный провел в темнице уже немало времени. Совершенно голый, истощенный, длинноволосый узник испуганно вращал глазами и неразборчиво мычал. Он беспрерывно почесывался, копошился, выковыривая отросшими крючковатыми ногтями вшей из волос.
Первое время Эдмунд в ужасе шарахался от него, но постепенно впал в апатию, свыкся с присутствием этого странного товарища по несчастью. Однако он не мог примириться с убийственным зловонием погреба. Здесь не существовало даже подобия отхожего места. Просто один из углов ужасной гробницы для живых использовался в этом качестве, к радости тучи жирных мух.
Раз в сутки кто-то из солдат гарнизона проталкивал через створку в дверце глиняную плошку с водой и бросал на каменный пол какую-то непонятную дрянь.
Для Эдмунда стало пыткой прислушиваться к кряканью уток и кудахтанью кур во дворе. В его воображении они являлись зажаренными, покрытыми коричневой румяной корочкой.
Никто не обращал на узников ни малейшего внимания. На требования Эдмунда предоставить ему возможность добиться справедливости в честном поединке никто не отзывался. Временами душа его восставала против такого вероломства и беззакония, разум мутился. Он дико тряс железные прутья маленького окошка, безумно вопил…
В конце концов бывший граф впал в безразличие, нередко возвращаясь ленивой, вялой мыслью в свое прошлое. Грязный и небритый, прислонившись к холодной скользкой стене, он вспоминал… Видел себя неуклюжим рыжеволосым мальчуганом лет десяти – так называемым «холостяком». Затем делал первые усердные шаги в учебе, которая в конце концов должна была принести ему славную честь рыцарства. Он был за многое благодарен своему отцу – угрюмому старому сэру Роджеру. Не один раз сэр Роджер отстаивал в бою знамя Вильгельма Нормандского. И это он послал еще в раннем возрасте своего единственного наследника изучать искусство войны и кодекс рыцарства под руководством барона Ришара де Донфрона, сенешаля [5] Дуврского замка. Этот рыцарь некогда был жестоким бойцом, однако с течением лет, получив множество ранений, он смягчился, приобрел большую выдержку и терпение.
Бывший владелец Арендела видел себя участником военных игр с другими юными рыцарями. У всех у них были миниатюрные щиты, деревянные мечи. И скакали они на послушных престарелых кобылах.
Соседи – норманнские бароны, получившие от Завоевателя феодальные поместья и замки поблизости, считали графа Аренделского оригиналом. За чаркой вина они частенько посмеивались над его настойчивым желанием выучить своего молодого наследника читать и писать. Это, с их точки зрения, было совершенно не нужно, да и недостижимо. Кроме того, сэр Роджер требовал, чтобы Эдмунд получал наставления от монахов близлежащего аббатства на латинском языке. Он считался единственным общепринятым языком христиан и главным средством общения между любыми княжествами и герцогствами. Позднее старый граф Аренделский постарался, чтобы его наследник усвоил основы греческого языка. Возможно, к этому его побудили слухи о богатой добыче, которую можно завоевать в неведомых странах, лежащих где-то далеко на востоке. Одну из них называли Византией или иногда Романией. Ходили легенды о ее сказочных богатствах. По крайней мере, так рассказывали странствующие монахи…
Проходил час за часом. Пронзительные крики извивавшихся под плетью Вольмара Агропольского крепостных уже не бросали сэра Эдмунда в дрожь. И он больше не кидался к маленькому окну, через которое было видно происходящее во внутреннем дворе. В начале своего заточения Эдмунд часами торчал у этой щели в надежде хотя бы взглянуть на свою сестру. Но она не появлялась. Какая судьба ее постигла? Жива ли она?
И снова его мысли совершали путешествие в прошлое. Он вспомнил, как служил под руководством жестокого и требовательного барона сэра Ришара де Донфрона. Был его оруженосцем, или эсквайром. Сам старый барон, весь скрюченный от полученных в боях страшных ран, больше не мог участвовать в карательных походах против восставших саксонских кланов или в жестоких истребительных битвах против Уэльса. Волей-неволей Эдмунду пришлось вступить в свое первое сражение под предводительством брата сэра Ришара, Тибо Реннского.
Вообще-то прежняя жизнь Эдмунда обычно текла монотонно. Утомительно скучные недели проходили одна за другой. День начинался до рассвета с кормления и чистки любимой кобылы господина сенешаля, его боевой лошади. Затем приходилось чистить, чинить и смазывать оружие барона и луку его седла. После этого долгие часы посвящались владению в совершенстве оружием рыцарей – пикой, булавой и прежде всего теми тяжелыми мечами трех футов длиной, которые показали себя всесокрушающими.
Для укрепления мускулов плеч и рук молодой Эдмунд де Монтгомери по собственному желанию занимался с настолько тяжелыми гирями, что после них железная булава казалась ему просто тросточкой, а рыцарский меч – чуть тяжелее дубинки. Прилежные тренировки увенчались успехом, и в конце концов граф приобрел способность часами владеть оружием более тяжелым, чем у любого оруженосца или рыцаря из Дуврского замка. К тому же он с легкостью выдерживал вес железной кольчуги, покрывавшей его тело до колен, металлического капюшона и заостренного шлема. Все это вместе взятое весило по крайней мере тридцать фунтов.
В свободное от всех этих занятий время от рыжего юноши требовалось прислуживать за столом сэра Ришара. Он должен был стоять у локтя господина, чтобы вовремя налить сенешалю вина или отрезать кинжалом ломтик мяса. К таким поручениям Эдмунд всегда питал отвращение.
В то же время молодой граф всем сердцем отдавался другим занятиям, которых требовало рыцарство: играл на лютне и пел стихи, им же сложенные. Правда, его успехи в этой области, по-видимому, оказались невелики. Сэр Ришар терпел его пение ровно столько, сколько того требовала рыцарская вежливость. Затем предоставлял возможность возвысить свой голос в песне какому-нибудь другому оруженосцу.
