Артур Дойл - Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Жерара (сборник)
– Простите, – сказал я. – Но вам предстоит иметь дело с Этьеном Жераром.
Он отпрянул и прислонился к украшенной гобеленами стене. Барон тяжело дышал, он понял, что его омерзительной жизни пришел конец.
– Восстановите дыхание, – сказал я. – Я подожду, когда вы будете готовы.
– У вас нет причин поднимать на меня оружие, – выдохнул он.
– Я должен уделить вам некоторое внимание, – ответил я. – Вы заперли меня в кладовой. Кроме того, отставив все другое в сторону, я вижу достаточную причину убить вас – руку девушки.
– Пеняйте на себя! – зарычал он и бросился на меня, как сумасшедший.
Поначалу я видел лишь горящие ненавистью голубые глаза и острый кончик его сабли, который летал справа налево, пытаясь проткнуть мое горло и грудь. Я даже не предполагал, что кто-то мог научиться так хорошо фехтовать в Париже во времена Революции. Не думаю, что за всю свою жизнь встречал хотя бы шесть человек, которые так здорово владели клинком. Но барон понял, что ему не сравняться со мной. Он прочитал приговор в моих глазах и понял, что обречен. Румянец сошел с его лица. Его дыхание становилось все прерывистей, а одышка тяжелее. Тем не менее он продолжал сражаться. Даже после того, как я нанес смертельный удар, он продолжал размахивать саблей и выкрикивать ругательства. Сгустки крови застыли на его рыжей бороде. Я видел столь много сражений, что моя дряхлая голова не в силах упомнить все. Но я никогда не забуду ужасающий блеск голубых глаз и рыжую бороду с пунцовым пятном посредине, в том месте, в которое я воткнул саблю.
Время обдумать все это у меня появилось позднее. Огромное тело барона еще не успело упасть на пол, как девушка вскочила с кресла и всплеснула руками в радостном порыве. Со своей стороны, я не мог скрыть отвращения, увидев, что женщина выказывает неподдельную радость при виде крови и мертвого тела. Мне и в голову не приходило, каким страданиям покойный барон подвергал несчастную, если она забыла о мягкости и сострадании, присущим слабому полу. Я уже собирался прикрикнуть на нее, заставить замолчать, как вдруг странный, удушающий запах достиг моих ноздрей, желтые языки пламени засверкали за выцветшими шторами.
– Дюрок, Дюрок! – закричал я и потянул его за плечо. – Замок в огне!
Юноша лежал на полу без сознания, обессиленный ранами. Я выбежал в холл, чтобы определить, откуда исходит опасность. Взрыв воспламенил сухую древесину дверей. Внутри кладовой уже горели деревянные ящики. Я заглянул внутрь. Кровь застыла в жилах от ужаса при виде бочонков и пороха, рассыпанного на полу. Пройдет несколько секунд, даже не минут – и порох воспламенится. Друзья мои, до конца дней своих я не забуду яркие языки огня и черную горку пороха. Дальше я почти ничего не помню. Вроде, словно сквозь пелену, вспоминаю, как ворвался в страшную комнату, схватил Дюрока за показавшуюся мне мертвой руку, девушка схватила его за другую, и мы выскочили оттуда. Выбежав на улицу, мы помчались через сугробы к лесу. Едва мы достигли опушки, как я услышал сзади грохот и, оглянувшись, увидел столб огня, окрасивший зимнее небо. Спустя секунду послышался второй взрыв, еще сильнее, чем первый. Ели, звезды, небо – все завертелось у меня перед глазами, я упал без чувств рядом с своим товарищем.
Я пришел в себя лишь спустя несколько недель на постоялом дворе в Аренсдорфе. И только тогда узнал, что произошло. Дюрок, который оправился раньше меня, рассказал все подробности. Кусок черепицы с крыши ударил меня по голове и чуть было не убил. От Дюрока я узнал, что молодая полька побежала в Аренсдорф и подняла по тревоге гусар. Гусары явились как раз вовремя, чтобы спасти нас от пик казаков, которых привел чернобородый секретарь барона. Что касается храброй девушки, дважды спасшей нам жизнь, то я не слышал о ней ничего, пока случайно два года спустя после Ваграма{35} не встретил в Париже Дюрока. Я не слишком удивился, увидев его невесту. Меня больше позабавила странная игра судьбы: женившись на девушке, Дюрок унаследовал не только закопченные руины Сумрачного замка, но и имя его владельца – барон Штраубенталь.
2. Как бригадир уничтожил братьев из Аяччо{36}
Когда император нуждался в чем-то, он всегда оказывал мне честь, вспоминая имя Этьена Жерара. Хотя память часто отказывала ему, когда дело касалось наград. Тем не менее я уже был полковником в возрасте двадцати восьми лет и командиром бригады в тридцать один. Таким образом, у меня нет оснований быть недовольным своей карьерой. Если бы война продолжалась еще два или три года, я бы получил маршальский жезл. А человек с маршальским жезлом в руках находится всего в одном шаге от трона. Мюрат ведь сменил гусарский кивер на корону{37}. Почему другой гусар не мог последовать его примеру? К сожалению, все мои мечты были развеяны в прах при Ватерлоо{38}. Но хотя я не смог вписать свое имя в историю, оно хорошо известно всем тем, кто сражался плечо к плечу рядом со мной в великих битвах во славу Империи.
Сегодня я хочу рассказать вам об эпизоде, который стал началом моего стремительного продвижения вверх. Он способствовал установлению тайных уз между мной и императором.
Перед тем как начать, я должен предостеречь вас. Слушая мои рассказы, вы должны помнить, что с вами говорит человек, который изучал историю изнутри. Я говорю лишь о том, что видели мои глаза или слышали мои уши. Не вздумайте опровергать меня, цитируя исторические книжки или мемуары, которые написали недоучившиеся студенты или праздные писаки. То, о чем я говорю, неведомо этим людям и никогда не станет известно остальному миру. Со своей стороны я поведаю вам совершенно невероятные секреты в расчете на ваше здравомыслие. Факты, которые я собираюсь доверить, держались в строжайшей тайне при жизни императора, потому что я дал ему слово. Сейчас же, по прошествии стольких лет, не думаю, что принесу кому-нибудь вред, рассказав о той роли, которую мне довелось сыграть.
Вы, должно быть, знаете, что во время Тильзитского мира{39} я служил обычным лейтенантом в Десятом гусарском полку, не имея за душой ни денег, ни каких-либо иных привилегий. Правда, моя внешность и храбрость шли мне на пользу. Я уже прославился как лучший фехтовальщик в армии. Но среди храбрецов, которые окружали императора, этого было недостаточно, чтобы сделать стремительную карьеру. Тем не менее я был уверен, что мой шанс придет, хотя представить себе не мог, что он примет такую поразительную форму.
Когда император вернулся в Париж после объявления мира в 1807 году, то проводил большую часть времени со двором и императрицей в Фонтенбло{40}. В то время он находился на вершине успеха. Император провел три успешные кампании против Австрии, разгромил Пруссию и заставил Россию довольствоваться тем, что ей удалось сохранить свое присутствие на правом берегу Немана. Старый бульдог по другую сторону канала продолжал рычать, но не осмеливался вылезти далеко из будки. Если бы нам удалось добиться вечного мира, то Франция заняла бы место среди других наций, которого никому не удавалось достичь со времен Рима. Так говорили мудрые люди, но я в ту пору думал совсем о другом. Девушки были рады увидеть возвращение армии после долгого отсутствия. Уверяю вас, что я с лихвой получил причитающуюся мне долю благосклонности. Судить о том, насколько благоволил ко мне женский пол в те годы, легко по тому, как женщины относятся ко мне теперь. Они не оставляют меня в покое, невзирая на преклонный возраст. Но почему я должен останавливаться на том, что и так хорошо известно?
