И. Болгарин - Адъютант его превосходительства
– Извините, господин Лацис! – Колен поспешно сменил ледяное выражение лица на более располагающее. – Но мы с вами так откровенно говорим потому, что надеемся у себя достаточно объективно осветить… э-э… как сказать, все, что у вас происходит…
– На это мы тоже не очень рассчитываем, – с жесткой откровенностью уточнил Лацис. – Обычно говорят: кто заказывает музыку, тот и пляшет. А музыку, насколько я понимаю, заказываете не вы!
– И все-таки!.. – попробовал возразить Колен, но ничего не мог противопоставить железным доводам собеседника.
– И все-таки, – в тон ему продолжил Лацис, спокойно глядя прямо в лица своих гостей, – и все-таки, – повторил он, – если вы этого и не сделаете по известным причинам, но говорите сейчас искренно, то я не пожалею, что разрешил вам провести эти две недели на нашей территории. Потому что вы хотя бы кому-то расскажете правду о большевиках, о наших задачах, наших целях…
– Мы увозим из вашей страны массу фотографий, надеемся их опубликовать! – сказал Жапризо. Ему начинал нравиться этот умный, неторопливый человек, умеющий побеждать в спорах, ему была по душе волевая направленность его характера.
– Я уверен, что вы крупно разбогатеете, господа, – сказал Лацис, пряча лукавинки в глазах.
– О! Каким образом?
– Мы победим, и, естественно, интерес к Советской России значительно возрастет! Тогда у вас купят все фотографии. – Лацис встал, давая понять, что беседа подошла к концу.
Встали и журналисты. Жапризо, весело потирая руки; Колен – медлительно, с какой-то старческой неохотой: не было удовлетворения, не сумел задать нужные вопросы, не оказался хозяином положения.
– Если мы кому-нибудь скажем, что в Чека работают веселые, остроумные люди, нам никто не поверит. – И Жапризо, ловко выдернув из папки, положил перед Лацисом фотографию Киева: – Подпишите, пожалуйста!..
Лацис склонился к фотографии, черкнул несколько скупых слов о том, что верит в их объективность…
Журналисты вышли от Лациса явно обескураженные. Сенсации не получилось. Только факт самого пребывания в Чека. Только это…
А тем временем Фролов, Красильников и Кольцов, наскоро пообедав здесь же, в кабинете, вновь вернулись к прерванным делам, к выработке правдоподобной версии. Для разведчика версия – это так много! Ошибка в версии
– провал.
– Следующее соображение, – сказал Фролов. – Генерал Казанцев помнит тебя как боевого офицера и конечно же попытается использовать на передовой. Нам же необходимо, чтобы ты осел у него в штабе.
– Это уж как получится, – качнул головой Кольцов. – Мне самому в своих стрелять не с руки. Но и настаивать на том, чтобы оставили в штабе, опасно…
– Это верно, в штабе не оставят. Потому что ты для них черная кость, сын клепальщика. Хоть и офицер, но сын рабочего, вряд ли такому они окажут доверие.
– Что делать, Петр Тимофеевич, родителей себе не я выбирал.
– А ты их на время смени. – Фролов вынул из ящика стола объемистую книгу «Списки должностных лиц Российской империи на 1916 год». Раскрыл книгу на букве «К». – Среди нескольких десятков Кольцовых мы нашли вполне для тебя подходящего: Кольцов Андрей Константинович. Действительный статский советник. Уездный предводитель дворянства. Начальник Сызрань-Рязанской железной дороги… По наведенным справкам, в семнадцатом году уехал во Францию, там умер. Вдова и сын живут под Парижем… Ну как, такой родитель тебе подойдет?
– Листай дальше, Петр Тимофеевич! – обречено махнул рукой Кольцов. – Может, найдешь кого-нибудь попроще! Ну, какого-нибудь акцизного. За дворянина-то я вряд ли сойду.
– Ну почему? – недовольно поморщился Фролов. – Мне приходилось не только потомственных допрашивать, но и отпрысков их сиятельств. В большинстве своем невежественные ферты попадались…
Красильников, внимательно оглядев Кольцова, добродушно и простовато обронил:
– Не сомневайся, по виду ты чистый беляк. Глянешь на тебя – рука сама за наганом тянется…
– Вот видишь! – весело подтвердил Фролов. – Ладно, мы еще подумаем над этим. А сейчас Семен Алексеевич отвезет тебя в Свяюшино на нашу дачу. Поживешь там дня три, подумаешь, подготовишься. – Фролов подошел к книжному шкафу, достал стопку книг: – Обязательно прочитай вот это: мемуары контрразведчиков Семенова, Рачковского и Манасевича-Мануйлова. Авторы-жандармы; дело в том, что контрразведка белых ничем не отличается от третьего отделения царской охранки: те же методы и приемы, и работают в ней те же бывшие жандармские офицеры. А вот это записки капитана Бенара из второго бюро французской разведки. Пройдоха, нужно сказать, из пройдох! А лихо описывает свои похождения в германском тылу. Тут много ерунды, но некоторые наблюдения и аналитические суждения очень профессиональны. Обрати на них внимание.
Кольцов взял книги и не удержался, спросил:
– Петр Тимофеевич, а как собираешься переправить меня через линию фронта?
– Есть одна мысль. Через день-два скажу окончательно… Мы тут, в Очеретино, засекли цепочку, по которой господ офицеров переправляют к Деникину. Отправим тебя и – прихлопнем эту лавочку.
ГЛАВА ВТОРАЯ
С наступлением густых сумерек, убаюканный шелестом старинных тополей, городок засыпал. Вернее, это была видимость сна: сквозь щели закрытых наглухо ставен пробивался на улицу слабый, дремотный огонь коптилок, доносились приглушенные до опасливого шепота голоса, из сараев раздавалось позднее мычание застоявшихся коров. Люди проводили ночи в тревожном, настороженном забытьи, вскидываясь при каждом шуме или шорохе.
Много бед пережил этот степной городок за последние полтора года. Несколько раз его оставляли красные, ободряя жителей обещанием вернуться. Вступали деникинцы – начинались повальные грабежи, ибо пообносились белопогонники изрядно, а затем – под меланхолическую музыку местного оркестра – меланхолические кутежи. А когда наскучивало и это господам офицерам, поднималась стрельба под колокольный звон оживающих церквушек. Несколько раз с лихим посвистом и гиканьем залетали на взмыленных конях одуревшие от попоек махновцы – и снова на улочках наступали грабежи и разносилась пьяная стрельба.
За последние дни положение на фронте резко изменилось. Части Добровольческой армии захватили Луганск и теперь пытались изо всех сил развить успех.
До Очеретино было еще далеко. Но по ночам занимались над горизонтом багряные отсветы. Они совсем не походили на те спокойные и плавные зарницы, освещающие степь в пору созревания хлебов. Вот и не спалось людям в предчувствии новой беды. Ни души на улицах, ни тени. Над запыленными плетнями свешивались потяжелевшие ветви вишен и яблонь.
