Сергей Шведов - Ведун Сар
— Ты должен был отметить верных людей, — спокойно отозвалась Верина на упреки брата. — Вот ты их и отметил, собственноручно подписав указы о новых назначениях.
Окажись высокородный Феофилакт каким-то чудом на месте божественного Василиска, он непременно бы возблагодарил бы Господа за то, что тот послал ему столь мудрую сестру. Это ведь сиятельная Верина организовала заговор в пользу своего брата, это она вырастила и приручила гордого остготского рекса, ставшего грозным орудием в ее руках, это она склонила племянника Арматия, весьма одаренного полководца, на свою сторону. И наконец, она привлекла к заговору сыновей божественного Антемия, охотно заплясавших под ее дудку. Но божественный Василиск оказался то ли слишком горд, то ли слишком глуп, чтобы принять помощь умной сестры. Он начал ссориться с чиновниками собственной свиты, доводя их своими глупыми придирками до белого каленья. Императору все время казалось, что его распоряжения либо не выполняются вообще, либо выполняются не так, как ему хотелось. Кроме того, он ревновал всех без исключения сановников к собственной сестре, которую иначе как блудницей не называл. Возможно, этим он пытался опорочить сиятельную Верину в глазах константинопольцев, но в результате рухнуло доверие к самому императору. Причем не только у обывателей, но и у патрикиев Константинополя. В последнее время Василиск стал подозревать, что сестра готовит против него заговор в пользу остготского рекса Тудора. Якобы сиятельная Верина собирается тайно выйти замуж за рекса, а потом, устранив Василиска, объявить его императором. К сожалению, нашлись люди, которые с охотою разделили эти подозрения с божественным Василиском. А запевалой в этом странном хоре выступил магистр двора Маркиан. Старший сын божественного Антемия питал нежные чувства к сиятельной Верине, но не пользовался взаимностью. Скорее всего, им двигала ревность, но не исключено, что он тоже возмечтал о красных сапогах и пурпурном плаще. Так или иначе, Маркиан решил устранить рекса Тудора, изгнать из Константинополя остготов, а потом предложить руку и сердце Верине. Как ни странно, Василиск этот план одобрил, более того, пообещал сделать Маркиана кесарем, если тот сумеет обуздать гордую вдову божественного Льва. К заговору скандальные братья решили привлечь высокородного Пергамия. Однако комит схолы нотариев в два счета доказал им, что уход остготов из Константинополя обернется катастрофой для божественного Василиска и его преданных сановников, ибо Зинон не замедлит воспользоваться столь счастливой оказией и двинет свои легионы на столицу империи. Прежде чем прогонять остготов, следует заручиться поддержкой императора Олибрия и его легионов, иначе божественный Василиск не просидит на троне Константина Великого и одного месяца. Разумные речи Пергамия были услышаны, а его самого вызвали к императору для тайного и очень важного разговора. Феофилакт при этом разговоре не присутствовал, но очень скоро узнал о нем от самого Пергамия, не собиравшегося ссориться с умной Вериной ради угождения ее вздорному брату. Василиск поручил комиту схолы нотариев отправиться в Рим, дабы склонить к союзу против Зинона и остготов божественного Олибрия. Первое, безусловно, можно было считать разумным шагом, второе иначе как глупостью назвать никто не решался. Даже люди, благожелательно настроенные к императору и не любившие варваров, понимали, что без помощи остготов Тудора Василиску у власти не удержаться.
— Пусть Пергамий отправляется в Рим, — распорядилась Верина. — Ты, высокородный Феофилакт, поедешь вместе с ним. Сделайте все возможное, чтобы склонить римлян к союзу с Василиском против Зинона, а имени Тудора даже не упоминайте.
Феофилакт отнесся к этому поручению императрицы с философским спокойствием. Во-первых, оно было разумным, а во-вторых, позволило комиту свиты избежать опалы, ибо божественный Василиск уже не скрывал своей антипатии к преданному стороннику своей сестры. К тому же Феофилакт устал от бесконечных интриг и переворотов и очень надеялся обрести душевное равновесие в благословенном Риме.
И, надо сказать, поначалу его надежды оправдались. Высокородный Пергамий оказался очень интересным собеседником и идеальным товарищем по нелегкому путешествию. Византийское посольство счастливо избежало всех неприятностей, подстерегающих в дороге мирных обывателей, не склонных к приключениям. Ни разбойники, ни варвары не рискнули потревожить обоз, сопровождаемый довольно многочисленной охраной. Ректоры Фракии, Македонии и Далмации выказали посланцам божественного Василиска лестное внимание и без споров снабдили их всем необходимым. Что само по себе было хорошим знаком. Во всяком случае, на эти провинции империи Василиск мог положиться в случае полномасштабной войны с исаврийцем Зиноном.
Что же касается Рима, то Вечный Город встретил высокородных Пергамия и Феофилакта лучезарной улыбкой сиятельного Ореста. Префект Италии с гордостью показал тестю подросшего сына и заверил послов в своей лояльности по отношению к божественному Василиску. Если верить красноречивому Оресту, то Рим сейчас находился на вершине своего могущества, а некогда беспокойные варвары ныне смирно сидели в своих столицах, не в силах помешать расцвету грозной империи. Пергамий, уставший от долгого путешествия, размяк в горячих объятиях могущественного зятя и, увы, не смог критически оценить обстановку, сложившуюся в Риме. Однако Феофилакт, человек трезвомыслящий и не склонный доверять людям на слово, прежде чем окончательно растаять в лучах славы сиятельного Ореста, решил навестить своего старого знакомого Дидия, дабы получить более точное представление о соотношении сил в Риме.
Дидий, несмотря на одолевающие его в последнее время хвори, принял старого друга с распростертыми объятиями. От него Феофилакт узнал все подробности страшных событий, разразившихся в окрестностях Вечного Города два года тому назад. Божественный Антемий и его внук были убиты в результате заговоpa, организованного Орестом, и их страшная гибель посеяла смуту во многих нестойких сердцах.
— Божественного Олибрия у нас иначе как приговоренным не зовут, — вздохнул Дидий, сильно похудевший за последние годы. — Он трижды чудом избежал смерти, но в четвертый раз удача может отвернуться от него. Весь Рим с ужасом следит за этим поединком между императором и патрикием, между христианским епископом и язычником, между сыном Литория и сыном Ратмира. Ибо сиятельный Марк объявил войну всем троим. Точнее, врагов изначально у него было больше, но многие уже пали в этой неравной борьбе.