Анри Кок - Сиятельные любовницы

— Что с тобой? — воскликнула Катарина, подбегая к своей сестре.

— На самом деле, — заметил лорд Эстон. — Она совсем бледна.

— Да, — пробормотала Анита. — Я… позвольте мне удалиться.

— Что с тобой? — вполголоса повторила Габриэли. — Неужели это сходство?..

— Нет… внезапная дурнота. Это пройдет… не беспокойся… Я вернусь, — Анита исчезла.

— Милая сестра! — сказала Катарина, садясь рядом со своими гостями. — Она так привязана ко мне, что все, что меня интересует хоть немного, ее очень живо трогает.

— Но, — возразил Даниэло Четтини, устремляя беспокойный взгляд на молодую женщину, — вы не удостоили меня ответить на вопрос. Воспоминание, которое я пробудил в вас, приятно или тягостно? Скажите, заклинаю вас! Потому что в последнем случае мне останется только одно: не беспокоить вас моим присутствием!..

— Вовсе нет! Вовсе нет! — смеясь, ответила Габриэли. — Ваше присутствие, сеньор, ни в коем случае не тягостно для меня… Боже мой! Если угодно, я могу рассказать вам, кто тот господин, на которого вы походите до такой степени, что, увидев вас, я и моя сестра не смогли сдержать своего полного изумления.

— Я весь внимание, — произнес лорд Эстон.

Даниэло Четтини пристально смотрел на Габриэли.

— Итак, — продолжала Катарина, — этот господин был моим первым любовником. Это неаполитанский тенор, Гаэтано Гваданьи.

— Который и теперь еще поет в Риме или во Флоренции, — сказал лорд Эстон. — Кто же не знает Гаэтано Гваданьи! Великолепный голос, теперь уже постаревший. Честное слово, вы удивительным образом походите на Гаэтано Гваданьи!..

— С той только разницей, что у меня нет его прекрасного голоса, — возразил Четтини.

— Да, но зато вы моложе его лет на пятнадцать. И если наша Катарипа испытывает хотя бы самое малое желание развеяться и совершить небольшую прогулку в прошлое, то мне не остается ничего лучшего, как оставить вас вдвоем, мой друг!

— Как? Что вы хотите этим сказать, милорд? — притворно изумилась Габриэли. — Что общего между сеньором и моим прошлым?

— Все очень просто! — возразил лорд Эстон. — Сеньор похож на Гваданьи, которого вы любили пятнадцать лет назад. Вот и полюбите его теперь, сеньора, как будто вы любите того самого Гваданьи. И все будут довольны. Даже сам Гваданьи, если узнает об этом и поймет, что вам очень дороги воспоминания о нем…

— Вы сумасшедший, милорд? Только сумасшедший мог серьезно рассказать такую детскую сказку. Что подумает обо мне сеньор, слушая вас?

— Он подумает, что в память об одном счастливце от вас зависит сделать счастливым другого! — сказал Четтини.

— А! И вы тоже? Да это сговор!

С полчаса разговор продолжался в том же духе, Габриэли в шутку принимала намерение сеньора полностью заменить ей Гваданьи. Но, в сущности, Даниэло Четтини даже нравился куртизанке: мысль вернуться хоть на два-три дня к своей юности ее пленяла.

Отведя в сторону лорда Эстона, когда он намеревался уйти с сеньором, Габриэли поинтересовалась, кто он таков.

Даниэло Четтини был сын нотариуса из Пармы. Он учился во Флоренции, состояние его было посредственно, но…

— Меня нисколько не волнует, есть или нет у него состояние! — прервала Катарина лорда Эстона.

— Я согласен, — ответил английский джентльмен. — Когда пробуждается сердце — интерес спит.

Даниэло Четтини было дозволено вернуться к Габриэли так скоро, как он того пожелает. И как задаток будущего, сказав ему: «До вечера!» — куртизанка дозволила покрыть ее руки поцелуями.

Оставшись в зале одна, она погрузилась в мечты. Легкий шум вывел ее из задумчивости. То был шум шагов Аниты.

— А, дорогая Анита! — вскричала Габриэли, направляясь к своей сестре. — Ты еще ничего не знаешь… Мне кажется, что я влюбилась в первый раз в моей жизни.

— В кого же?

— В Даниэло Четтини. Да! Я не могу объяснить, что я чувствую к нему, ведь я никогда не любила, но теперь, что довольно странно — из-за сходства с Гаэтано, я полюбила этого юношу. Во всяком случае, я люблю его и уверена, что буду любить долго.

— И ты уверена, что долго будешь любить его?..

Анита произнесла эти слова с таким выражением, которое сокрушило Катарину, — в них слышалась полная безнадежность.

Старшая сестра смотрела на младшую. Не только сам голос Аниты, по и лицо ее, орошенное слезами, выражало глубокое страдание.

— Боже мой! — воскликнула Габриэли. — Ты все еще страдаешь, Анита? Где таится твоя боль?

— Здесь! — показала Анита на сердце.

— Нужно послать за доктором.

— Он не поможет мне.

— Кто же поможет?

— Не встречайся больше, прошу тебя, не встречайся с Даниэло Четтини!

— Почему?

— Потому… я должна признаться… потому, что этот Гаэтано Гваданьи, которого ты никогда не любила — ты сейчас сама сказала мне это — был любим мной… Да! Я любила его всей душой… И я была бы очень несчастна — о да! — очень несчастна, ты же понимаешь, если бы, зная, как ты играла с тем, за кого я готова отдать всю свою кровь, — я увидела, что ты играешь с его живой копией! Пойми, если бы ты хоть немного любила Даниэло Четтини, у меня не хватило бы духу смотреть теперь на ваши ласки, но я…

— Молчи!.. Довольно!.. Молчи!

Габриэли прижала к груди Аниту, которая упала перед ней на колени и поцелуями стирала слезы с ее лица.

Наступило молчание.

Потом тихо, как бы говоря сама с собой, Катарина начала:

— Бедняжка! Бедняжка!.. Она любила Гаэтано!.. И поскольку она любила меня, она делала все, чтобы я… — И вдруг обратилась прямо к сестре. — Но почему же ты не сказала мне тогда? Ведь я не любила его, я бы…

Она замолкла не только потому, что воспротивилась Анита, но и потому, что сама устыдилась того, о чем хотела сказать.

— Правда, — прошептала она. — Ты не захотела бы моих объедков… Но сегодня ты имела право сказать… О, нет! Я не возьму Даниэло Четтини в любовники!.. И вот о чем я думаю! Почему мне показалось, что я люблю этого молодого человека? Разве я знаю, что такое любовь?.. Нет, хватит с меня, Даниэло Четтини не будет моим любовником. По так как он нравится тебе, напоминая другого, надо, чтобы он стал не твоим любовником… ты не должна иметь любовников, Анита… а чтобы он стал твоим мужем.

Анита тихо склонила голову.

— Почему нет? — продолжала Катарина.

— Во-первых, потому что я старше его.

— Старше его? Который год этому мальчику? Двадцать шесть?

— А мне тридцать два.

— Что за беда, если на вид тебе двадцать пять. К тому же он желал меня, а я старше тебя…

— Предположим, что я ему понравлюсь, но его семейство тут же воспротивится…