Легионер. Книга первая - Вячеслав Александрович Каликинский
– Я ничего не говорила маменьке и отцу. Наша помолвка тайная. Я лишь спросила у папеньки – насколько ваши занятия в Николаевской инженерной академии могут повлиять на вашу карьеру. Он заверил меня, что ваши способности позволят вам в полной мере проявить себя и свой талант. Мы можете закончить учебу и выйти из академии в чине полковника. Мне, собственно, все равно, но для нашего счастья это будет прекрасно! Давайте сюда кольцо!
Карл трясущимися руками достал замшевый мешочек и рванул мудреные завязки.
– Наденьте мне кольцо, милый Карл! Вот так… Глядите – кольцо мне в пору! Это хороший знак! Поцелуйте меня, Карл! Ну же!
Карета мчалась во весь опор, кренясь на поворотах. Кучер в расшитой ливрее по-разбойничьи свистел и хлопал бичом, бодря лошадей.
Отдышавшись, Мария протянула Ландсбергу сверток:
– А это вам от меня, Карл, мой жених! Эта свадебная сорочка, которую я целую неделю шила для вас своими руками! Так положено, я читала в старых книгах. Признаюсь, что я не слишком искусная белошвейка, и мне помогали подруги-фрейлины. Они приняли в моей затее самое заинтересованное участие, Карл!
– У меня нет слов, Мари…
– И не надо ничего говорить – кроме одного, Карл! Любите ли вы меня?
– Я обожаю вас. И тревожусь за ваше отчаянное решение, Мария!
– Невеста. Назовите меня своей невестой, Карл!
– Моя невеста Мария… Это звучит как сказка!
Мария дважды дернула за сонетку, и карета начала тормозить.
– А теперь прощайте, милый мой жених! Надеюсь, вы будете думать обо мне хоть иногда. Может быть, со временем мы найдем способ писать друг другу – теперь. После помолвки я имею полное право писать своему любимому мужчине! Выходите скорее из экипажа, Карл! Дворец уже близко! И если кто-нибудь увидит, что в карете Великой княгини едет незнакомый офицер, то это может ее скомпрометировать!
Глава седьмая. Заговорщики
Дежурный адъютант Изотов, получив срочное распоряжение разыскать и доставить на Гороховую полковника Судейкина, почтительно щелкнул каблуками, но в дверях позволил себе чуть задержаться: Дрентельну иногда нравилось, когда подчиненные оглашают свою, совпадающую с начальственной, точку зрения. Мнение же о полковнике Судейкине было на Гороховой единое: небесталанная, но все-таки сволочь.
Чуть сдвинув соболиные брови, ротмистр повернулся к начальству.
– Позволю себе предположить, ваше высокопревосходительство, что в это время полковник Судейкин чаще всего бывает в э… малопотребном виде…
Изотову не повезло: шефу было не до того. Дрентельн с неприязнью глянул на красавчика-жандарма: и этот туда же! Как будто он сам досконально не знает всех своих офицеров! Чистоплюй! Только и умеет каблуками щелкать – а на оперативной работе показал себя полнейшей бездарью.
– Ротмистр, я, кажется, достаточно ясно выразился: Судейкина ко мне. И немедленно! – Дрентельн повел глазами в сторону массивных часов. – У вас два часа, ротмистр! Если через сто двадцать минут Судейкин не будет у меня в кабинете, следующее письмо домой вы будете писать откуда-нибудь из Хивы или Ташкента. А если вы убеждены в «непотребстве» полковника, то возьмите с собой Прошку. Это, кстати, можно сделать безо всяких напоминаний с моей стороны.
Ротмистр испарился, и через пару минут до слуха Дрентельна донесся бешеный перестук копыт и грохот колес кареты, которую на Гороховой иначе как «прошкиным экипажем» не называли. Этот малоразговорчивый ночной сторож давно уже был известен здесь как мастер приводить в чувство самого запойного пьяницу, буде он понадобится начальству. За 5–7 часов он делал из пьянчуги «огурчика». Но и за час-полтора, благодаря отвратительному на вкус настою по его тайному рецепту, прошкины «пациенты» обретали временно потерянную ясность ума и не оскорбляли глаз начальства внешним видом.
Тем временем Дрентельн скинул мундир на руки дежурного сторожа, спросил стакан крепкого грогу и уселся на любимое кресло у камина. Задачку ему Победоносцев, что и говорить, задал непростую!
Александр Романович Дрентельн хорошо помнил время вступления Александра II на престол. Взоры всего русского народа были устремлены на нового монарха с надеждой. Ну еще бы: этот новый просвещенный монарх, столь отличный от своего отца, истинного самодержца, поведет Россию новыми путями.
И надежды эти, казалось бы, стали сбываться! Полуазиатская Россия стала приобретать в глазах просвещенной Европы достойное великого государства обличье.
Но вскоре время всеобщих восторгов стало проходить: русское дворянство с аристократией во главе серьезно призадумалось. Уж слишком добрым и либеральным оказался новый царь! А его упорство в движении по избранному пути неминуемо должно было привести к ущемлению прав дворянства.
Консерваторы-дворяне были в шоке – сначала в тихом. И в самом деле: мало-помалу, но их неуклонно отодвигали от дел и правления. Примириться с этим было никак невозможно, и консерваторы ждали только удобного момента для открытого протеста против нового монарха. Такой момент, к несчастью для Александра II, дала вторая Русско-турецкая война. Положившая в могилы сотни тысяч солдат, победоносная, казалось бы, Восточная кампания привела Россию к величайшему фиаско, потере завоеванных великой кровью позиций в международной политике.
Александр II чувствовал себя на троне все более и более одиноким – Дрентельн почти физически ощущал его одиночество. Дворянство же все сильнее сплачивалось вокруг наследника царствующего императора, в открытую осуждавшего многие начинания отца.
Конечно же, чисто по-человечески Дрентельну иногда было даже жалко несчастного «монарха-одиночку»: Александр Романович не понаслышке знал, что такое быть одиноким. Бывали и минуты, когда в душе шефа жандармов доминировало злорадство: назвался, брат, груздем – полезай-ка в кузов. Чаще же всего отношение Дрентельна к царствующему монарху можно было определить словами «опаска» и «неопределенность». В особой мере это касалось отношений Александра с княгиней Долгорукой.
Дрентельну – в который уже раз! – вспомнилось, как в одночасье рухнула карьера графа Шувалова. И хотя у Александра Романовича и в мыслях-то не было надоедать возлюбленной царя профессиональным вниманием либо докучать ей банальной слежкой – но пригляд был положен: положение-то, что ни говори, обязывало! Царь, без сомнения, не простил бы шефу жандармов слишком плотную «опеку» голубыми мундирами особы Долгорукой. Но поди-ка, не дай Бог, что случись с нею – и тут Дрентельну головы не сносить. Спросят: куда смотрел? Как государеву службу исполнял?! Тут уже посольством в Лондон, как Шувалов, не отделаешься, нет!
Так что по всем раскладам выходило, что заговор, предложенный Победоносцевым, был Дрентельну по душе. Служба у Наследника престола – ясней ясного. Пьяница горький с младых лет? Да и черт с ним, с вином! Пусть хоть захлебнется им! Тем более что будущую царицу, свою законную жену, Александр Александрович явно побаивается. Да, это
