Луи Буссенар - Капитан Сорвиголова
Сорвиголова, притворясь мертвецки пьяным, с урчанием повалился на землю и захрапел.
Ирландцы разразились смехом.
— Приятель-то, кажется, уже того! — заметил один из них.
— А может быть, у него в бутылке осталась хоть капелька? — прибавил другой. — Пойти, что ли, взглянуть.
Солдат выполз из ямы и, нащупав в темноте капитана Сорвиголову, прижавшего к губам едва початую бутылку, осторожно отнял ее, вернулся в окоп и одним глотком опустошил ее до половины.
— Добавочная порция, — заявил он, икая.
— И мне добавок, — потребовал его товарищ и потянулся за бутылкой. Докончив ее, признался: — А знаешь, я бы тоже не прочь уснуть, как тот парень.
— Еще бы! Но ведь минут через десять придет смена, и тогда нас перестреляют, как зайцев.
«Через десять минут! — ужаснулся Сорвиголова. — Черт возьми, надо удирать!»
Он притворился, что просыпается, поднялся, качаясь из стороны в сторону, на ноги и принялся, бормоча и ругаясь, искать виски.
— Проклятье! Где же моя бутылочка? Убежала?.. Ах, каналья!.. Ведь я вижу, все вижу! Удрать хочешь?.. Нет, голубушка, не выйдет!.. Иди сюда, мошенница, а не то я сам тебя поймаю!.. Не хочешь?.. Ну погоди, сейчас я тебя догоню!.. Я человек, и тебе не уйти от меня, безногая…
Так, спотыкаясь на каждом шагу, падая, снова вставая, охая, ахая и ругаясь, он прошел мимо хохотавших до слез стрелков. Погоня за бутылкой казалась им самой уморительной и забавной штукой, какая только могла зародиться в насквозь пропитанном алкоголем мозгу.
Оба Пэдди даже и не заметили, что неизвестный, которому они были обязаны угощением, уходит из лагеря. Не обратили они внимания и на то, что незнакомец перестал уже спотыкаться и пошатываться, а походка его по мере того, как он удалялся, становилась все более уверенной и быстрой.
Горизонт между тем светлел, окружающие предметы вырисовывались все отчетливее.
Почувствовав себя вне опасности, Сорвиголова облегченно вздохнул и собрался было пуститься бегом, как вдруг за его спиной послышался топот скакавшего галопом коня.
— Кто там? — окликнул его резкий голос.
Едва сдержав готовое сорваться с языка проклятие, Жан снова притворился пьяным и, пошатываясь из стороны в сторону, достал последнюю бутылку.
На полном скаку возле него остановился всадник. Конный патруль. Улан!
— Что ты тут делаешь, парень? — угрожающе спросил верховой.
— Выпиваю и гуляю… гуляю и выпиваю. Если и тебе охота выпить, дам… На вот, пей! Я не жадный.
Увидав невооруженного пьянчужку, улан улыбнулся, отставил пику, потянулся за бутылкой и припал к ней губами. Пока он сосал виски, Сорвиголова левой рукой ухватил его коня под уздцы, а правой полез в карман своего доломана.
Улан — не то что ирландцы. Его ублаженный алкоголем желудок не знает чувства благодарности. Изрядно глотнув и не выпуская из рук бутылки, он продолжал допрос:
— Что-то слишком далеко от лагеря ты прогуливаешься.
— Как ты сказал, как? — притворяясь ошарашенным его словами, ответил Сорвиголова. — Он далеко, этот… как его… ах да, лагерь!.. Смешно, правда? Лагерь — и вдруг далеко… Да мне, в сущности, наплевать. Я парень не из робких! А для смельчаков расстояний не существует.
— Брось свои штучки и следуй за мной! — приказал улан, в душу которого закралось подозрение.
— А вот не пойду! Я в отпуску. Где мне нравится, там и гуляю.
— Мне приказано приканчивать всякого, кто попытается выйти за пределы лагеря или войти в него. Повинуйся, не то заколю!
С этими словами улан отшвырнул бутылку и нагнулся, чтобы отстегнуть от ботфорта пику.
Жан мгновенно вытащил из кармана револьвер и, не выпуская из левой руки уздечку, выстрелил. Пуля, пробив кавалеристу глаз, застряла у него в мозгу. Улан качнулся вперед, потом откинулся назад, соскользнул с коня и тяжелой массой рухнул на землю. Испуганная лошадь норовила встать на дыбы, но Сорвиголова, сильно дернув поводья, удержал ее на месте.
На звук выстрела со всех сторон мчались конные патрули. Жан одним прыжком вскочил на скакуна и пустил его в карьер. Когда расстояние между ним и англичанами достигло пятисот метров, солдаты, убедившись в бесполезности дальнейшей погони, прекратили преследование.
Сорвиголова был снова спасен!
ГЛАВА 8
Натиск. — Борьба с партизанами. — «Цивилизованные» изуверы. — Уничтожение ферм. — Драма в Блесбукфонтейне. — Убийство столетнего старца. — Истребление женщин и детей. — Мстители. — Кровь за кровь. — Отступление.
Сорвиголова вернулся в лагерь генерала Бота как раз вовремя. Командующий находился в неведении относительно расположения неприятельских сил, а юный разведчик, рискуя жизнью, раздобыл и привез ему необходимую информацию, точную, исчерпывающую, ясную.
Благодаря отважному вожаку молокососов генерал Бота мог теперь избежать окружения, задуманного маршалом Робертсом. Тщетно войска англичан — кавалерия и артиллерия — старались обойти левый фланг бюргеров. Хотя противник передвигался с молниеносной быстротой, Бота, без колебания оставив укрепленные позиции между Винбургом и железной дорогой, взял еще более стремительный темп. И огромные клещи, образованные людьми, лошадьми и пушками, зажали пустоту.
Катастрофа при Вольверскраале многому научила буров! Они поняли, что минуло время безумных лобовых атак, предпринимавшихся англичанами, и теперь, вместо того чтобы выжидать врага на заранее подготовленных позициях, своевременно отходили, когда того требовала обстановка.
Но если бурам удавалось таким образом избегать встреч с неприятелем, то остановить его они, разумеется, не могли. Имея десятикратное численное превосходство, англичане обходили республиканцев, теснили их, гнали на север. Это было неизбежно. Но и теперь еще бурам не раз удавалось вершить славные боевые дела.
Вынужденные уходить постепенно с территории Оранжевой Республики, бюргеры не оставляли врагу ни коня, ни повозки. Дорого обходились англичанам их успехи. Не проходило и дня, чтобы неуловимый противник не нанес им ощутимого удара, оскорбительного для их самолюбия и чувствительного для финансов и людского состава британской армии. Буры угоняли обозы, снимали часовых, захватывали врасплох разведывательные отряды, уничтожали мелкие воинские подразделения…
Партизаны героически отстаивали каждый клочок земли, каждый холмик, каждое деревце, каждый дом и при этом оставались скрытыми от взора врага, тогда как силы и маршрут англичан были прекрасно известны бурам: патриотам сообщали об этом женщины и дети — единственные обитатели разграбленных неприятелем ферм.
