Луи Буссенар - Капитан Сорвиголова
Не теряя ни секунды, Жан завязал салфеткой майору рот, носовым платком скрутил ему руки за спиной, а уздечкой стянул ноги.
— Самое трудное сделано, — прошептал он.
У палатки послышались чьи-то тяжелые шаги и бряцание шпор.
Сорвиголова погасил ночник, затолкал связанного джентльмена под кровать, улегся на его место и, натянув одеяло до самых глаз, принялся храпеть.
Кто-то осторожно вошел:
— Это я, ваша милость, ваш верный слуга Билли.
— Пошел к черту! — сиплым голосом пьянчуги прорычал разведчик.
— В лагере тревога, ваша милость…
Юноша, пошарив вокруг, нащупал сапог и со всего размаха запустил им в верного Билли: отношение английских офицеров к своим денщикам отнюдь не всегда проникнуто благодушием, эти изысканные джентльмены любят давать волю рукам, а подчас и ногам. Сапог угодил слуге прямо по лицу, и он, застонав, ушел, прижимая ладонь к раскроенной шпорой щеке.
До слуха Жана донеслись тихие причитания несчастного, которого приучили покорно переносить побои:
— О Господи Боже! Кровь! Его милость, видно, выпили сегодня слишком много французского коньяка и шампанского, вот рука-то у них и отяжелела. Лучше мне убраться отсюда…
«Да и мне тоже», — подумал Сорвиголова, находивший, что его пребывание здесь несколько затянулось.
Переполох в стойбище врага, достигнув своего апогея, начал стихать. Не найдя никаких разумных причин суматохи, обитатели лагеря приписали ее проделкам какого-нибудь пьянчуги, к счастью для себя оставшегося неузнанным. Жизнь входила в обычную колею. Одной тревогой больше, только и всего.
Сорвиголова сгорал от нетерпения. Прошел добрый час с тех пор, как он занял место майора. Было уже, наверное, часа два ночи. Надо немедленно уходить, если он вообще хочет выбраться из этого осиного гнезда!
«Но как? — размышлял Жан. — Верхом? Невозможно! Значит, пешком. Конечно, это не так быстро, но зато больше шансов уцелеть».
Когда юноша собирался покинуть пристанище, до него донеслось чуть слышное дыхание майора, и Жан послал по его адресу не очень-то милосердное послание:
— Хоть бы ты сдох, скотина!
Несомненно, Поль Поттер перерезал бы горло этому заклятому врагу буров, но Сорвиголова удовлетворился тем, что оставил противника в довольно смешном положении.
Очутившись под открытым небом, лазутчик не успел сделать и двух шагов, как споткнулся о чье-то тело. Человек, молниеносно вскочив, заорал:
— Караул! Вор! Он обокрал его милость!..
Это был верный Билли, денщик майора, уснувший, как пес, у порога своего господина. Черт возьми, где только не свивает гнезда верность!
Билли пытался ухватить за шиворот бешено отбивавшегося Жана, не переставая в то же время вопить во всю глотку:
— Караул! Помогите!
Опять тревога! Бедный Сорвиголова!
ГЛАВА 7
Верный раб. — Схватка. — Пушки выведены из строя. — Распивочная. — Покупка виски. — В роли пьяницы. — Патруль. — Первое угощение. — Часовые. — Второе угощение. — Проделки лже-пьяницы. — Конный патруль. — Третье угощение. — Подозрение. — Выстрел. — С места в карьер.
Один философ утверждал, что самые верные псы — это те, которых больше всего бьют. Ну а люди? Неужто найдутся такие, к кому также применимо это далеко не бесспорное положение? Увы, найдутся. И примером тому мог бы служить улан Билли. Ни с одним денщиком в британской армии не обходились, наверно, хуже, чем с ним. А один лишь Бог знает, сколько ругательств, пощечин и зуботычин отпускают английские офицеры, эти «утонченные» джентльмены, по каждому поводу, за малейшую оплошность, а чаще всего просто так, безо всякой вины. Хлестать подчиненного с утра до вечера — это своего рода спорт для военных чинов.
Билли защищал своего господина с остервенением дога. Заключив Жана в цепкие объятия, он, не переставая, голосил во всю глотку, сзывая на помощь. Юноша прилагал неимоверные усилия, чтобы вырваться на свободу, наносил противнику удар за ударом, но денщик, привыкнув на службе у майора к побоям, не обращал на них никакого внимания. Еще бы немного, и разведчик оказался бы в плену. Но тут, себе на беду, недруг слишком приблизил к нему свою физиономию, вероятно, чтобы получше разглядеть и запомнить вора. Сорвиголова тут же применил один из известных ему приемчиков, и преданный слуга, взвыв от боли и волчком завертевшись на месте, упустил добычу.
Положение Жана оставалось нелегким. Надо было бежать, но куда? Отовсюду уже мчались солдаты. Правда, бедняга Билли задерживал их, умоляя:
— Скорей туда, в палатку! Там его милость майор… Его обворовали, убили!..
Несколько человек, предоставив другим преследовать лазутчика, вошли в палатку и увидели там полузадушенного майора с кровоточащей раной на затылке. Офицер, впрочем, довольно быстро пришел в себя и, не успели его развязать, возопил:
— Сорвиголова!.. Где Сорвиголова?
Никто ему не ответил, поскольку его вопли не принимали всерьез: все думали, майор просто пьян или спятил с ума.
— Да говорят же вам, болваны, Сорвиголова в лагере!..
И, схватив шашку, Колвилл опрометью понесся по военному городку, исступленно вопя:
— Брейкнек! Брейкнек! Ловите Брейкнека!.. Тысяча фунтов тому, кто его задержит!
Сорвиголова пользовался у англичан столь же лестной, сколь и опасной для себя популярностью, и его имя вместе с обещанной наградой, повторенное вслед за Колвиллом несколькими солдатами, вскоре подхватили сотни, тысячи вояк.
— Брейкнек!.. Тысяча фунтов!.. — неслось вокруг.
Разумеется, Сорвиголова вторил им в унисон, переходя иногда и на более высокие ноты. Эта уловка снова удалась ему, во всяком случае помогла хоть немного выиграть время. Но без каски, в измятом мундире он не мог долго сходить за английского военнослужащего.
Командир молокососов принадлежал к людям, которые в случае необходимости умеют все поставить на карту. И он прибегнул к остроумной, хотя и весьма рискованной диверсии.
Убегая от преследователей, он наткнулся на лошадей из артиллерийской части. Надо заметить, что служба охранения несколько ослабевает в центре лагеря, окруженного двойной цепью пеших и конных дозоров, и особенно — после тяжелых дневных переходов и ночных тревог, которые, как это случилось сегодня, нарушают покой измученных людей. Потому-то и удалось Жану подойти к животным, не возбуждая подозрения заспанных да к тому же и малочисленных часовых.
Кони были привязаны незамысловатыми узлами. В какие-нибудь полминуты, рискуя получить удар копытом, юноша отвязал десятка три лошадей, и те, почуяв свободу, понеслись с громким ржаньем по лагерю, сшибая с ног людей, растерянно бегавших с криками:
