28 мгновений весны 1945-го - Вячеслав Алексеевич Никонов
Но при этом Черчилль продолжил прикладывать усилия к тому, чтобы подвигнуть Трумэна на нарушение зонального соглашения по Германии. Вот что можно прочесть в мемуарах британского премьера: «Трумэн предложил, чтобы союзные войска, как только позволит военное положение, отошли в свои согласованные зоны в Германии и Австрии, и попросил меня высказать свое мнение о проекте телеграммы Сталину по этому поводу.
Я на это ответил: “Я согласен с преамбулой, но последующие параграфы просто дают русским возможность приказать нам в любом угодном им пункте отойти в оккупационные зоны, причем необязательно с учетом положения на фронтах в целом. Больше всех пострадают от этого ваши войска, так как их оттеснят назад приблизительно на 120 миль на центральном участке и им придется очистить огромную территорию для беспрепятственного продвижения русских. И это произойдет в момент, когда все вопросы о наших сферах в Вене и мероприятиях по тройственной оккупации Берлина остаются неразрешенными”».
Черчилль добьется своего. Его линия, как мы вскоре увидим из письма Трумэна от 27 апреля, возобладает.
И, конечно, Черчилль держал руку на пульсе сепаратных переговоров с немцами. Он записал: «24 апреля Вольф вновь появился в Швейцарии с полными полномочиями от Фитингофа». Однако переговоры в Швейцарии никак не могли возобновиться из-за пока не снятого запрета на них от ОКНШ. Даллес подтвердил: «Я известил немцев через Вайбеля, что должен отказаться от встречи с ними… Я настоятельно призывал их к терпению. Они согласились остаться на день-два… В отношении сдачи своих войск СС Вольф, в силу своего поста Верховного командующего СС в Италии, имел все полномочия на такие действия».
Была уже ночь на 25 апреля, когда в Лондон пришла телеграмма от английского посланника в Швеции сэра Виктора Маллета. Его и американского коллегу Гершеля Джонсона пригласил к себе шведский министр иностранных дел Ботеман. После этой встречи Маллет сообщал Черчиллю: «1. Шведский министр иностранных дел попросил меня и моего американского коллегу прибыть к нему в 23 часа 24 апреля. Присутствовали также г-н Бохеман и граф Бернадотт из шведского Красного Креста.
2. Бернадотт возвратился из Германии через Данию сегодня вечером. Гиммлер, который находился на Восточном фронте, просил его срочно прибыть из Фленсбурга, где он выполнял работу по поручению Красного Креста, для встречи с ним в Северной Германии. Бернадотт предложил Любек, где в час ночи 24 апреля и состоялась встреча. Хотя Гиммлер был усталым и признавал, что наступил конец Германии, он сохранял еще присутствие духа и способность здраво рассуждать.
3. Гиммлер сказал, что Гитлер столь безнадежно болен, что, может быть, уже умер или, во всяком случае, умрет в течение следующих двух дней. Генерал Шелленберг из ставки Гиммлера сообщил Бернадотту, что это кровоизлияние в мозг.
4. …Гиммлер заявил, что… поскольку Гитлер – конченый человек, он обладает всеми полномочиями действовать. Затем он просил Бернадотта сообщить шведскому правительству о его желании, чтобы оно приняло меры по организации его встречи с генералом Эйзенхауэром с целью капитуляции на всем Западном фронте…
5. Гиммлер надеялся продолжать сопротивление на Восточном фронте, по крайней мере на время…
6. …Мой американский коллега и я отметили, что нежелание Гиммлера отдать в настоящее время приказ о капитуляции на Восточном фронте похоже на последнюю попытку посеять раздор между западными союзниками и Россией. Очевидно, нацисты должны капитулировать перед всеми союзниками одновременно».
Черчилль, прежде чем что-то предпринять в связи с предложением Гиммлера, решил посоветоваться с Трумэном. У Черчилля свежи еще были в памяти фотографии из Бухенвальда, который, как и другие лагеря смерти, принадлежал к ведомству Гиммлера. И скандал с «Кроссвордом», вызванный сепаратными переговорами с Вольфом, который так обострил отношения с Москвой.
Сталин 24 апреля тоже отреагировал на первые порывы ветров холодной войны. Он ответил сразу – и на совместные послания глав США и Великобритании, которые он получил 18 апреля, и на переданное накануне Молотову письмо Трумэна (с которым Черчилль успел солидаризироваться), – и сразу по обоим адресам. Ответ был жестким: «На Крымской конференции мы все… исходили из того, что Временное Польское Правительство, как действующее ныне в Польше и пользующееся доверием большинства польского народа, должно быть ядром, т. е. главной частью нового, реорганизованного Правительства Национального Единства.
Вы, видимо, не согласны с таким пониманием вопроса. Отклоняя югославский пример как образец для Польши, Вы тем самым подтверждаете, что Временное Польское Правительство не может быть рассматриваемо как основа и ядро будущего Правительства Национального Единства.
Следует также учесть и то обстоятельство, что Польша граничит с Советским Союзом, чего нельзя сказать о Великобритании и США.
Вопрос о Польше является для безопасности Советского Союза таким же, каким для безопасности Великобритании является вопрос о Бельгии и Греции. Вы, видимо, не согласны с тем, что Советский Союз имеет право добиваться того, чтобы в Польше существовало дружественное Советскому Союзу Правительство и что Советское Правительство не может согласиться на существование в Польше враждебного ему Правительства… Я не знаю, создано ли в Греции действительно представительное Правительство и действительно является ли демократическим Правительство в Бельгии. Советский Союз не спрашивали, когда там создавались эти правительства… Непонятно, почему не хотят учитывать интересы Советского Союза с точки зрения безопасности при обсуждении вопроса о Польше».
Ответ Сталина вызовет взрыв негодования в столицах союзников.
Трумэн назвал его «одним из самых разоблачающих и тревожных сообщений», полученных им в начале президентства.
В Вашингтоне меж тем продолжали планомерно забивать гвозди в крышку гроба союзнических отношений с СССР. 24 апреля комитет планирования выпустил доклад, вскоре утвержденный ОКНШ. Там утверждалось, что ввиду способности вооруженных сил США воспрепятствовать передвижению японцев между Азиатским материком и метрополией, «скорейшее вступление России в войну против Японии и сопутствующее этому сдерживание Квантунской армии не является больше необходимым для осуществления вторжения». Тогда же ОКНШ решил отказаться от идеи использования для этих целей советских баз в Приамурье и на Камчатке и не настаивать больше на координации военных планов на Дальнем Востоке. Ослабление интереса со стороны Вашингтона к сотрудничеству с СССР в войне с Японией стало еще одним важным фактором охлаждения в советско-американских отношениях.
Атмосфера на Западном побережье США заметно отличалась от вашингтонской.
Молотов 24 апреля прилетел в Сан-Франциско. «Он был в отличном настроении, – зафиксировал британский биограф Молотова Бернард Бромадж. – Шарм и климат тихоокеанского города имели к этому отношение, а люди были в дружественном, если не в праздничном настроении. Слухи были самые смелые: разгружают корабли с водкой и икрой, достаточно взойти на Телеграфный
