Беглая княжна Мышецкая - Владимир Иванович Буртовой
Алешка левой рукой потрогал затылок в том месте, где от удара рукоятью кинжала сорвана кожа и саднило, поискал глазами утерянную суконную шапку, но тщетно, в темноте не враз увидишь.
Сказал первое, что пришло на ум, желая выиграть время и изловчиться как-нибудь скинуть княжну и подмять ее под себя:
– Нешто своей волей полез я в чащобу, будь она неладная…
– Так чьей же? – не понимая, переспросила княжна Лукерья, и тут ее осенила догадка. – Неужто князь Иван Богданович тебе приказал и с тем умыслом послал, чтобы следить за мной? Говори, коль пожить еще хочешь!
Алешка дернулся, было, из-под княжны, но острое холодное жало ткнулось в мягкое место между головой и горлом. Понял, что с княжной лучше не шутить и судьбу не испытывать. Решил хитрить:
– Ну и ловка же ты, княжна Лукерья! Не мимо сказывали о тебе лазутчики князя Ивана Богдановича, ох не мимо! Вона какую воинскую выучку только что показала! Не всякому ратному мужчине такое удалось бы сотворить со мной, с одним из лучших воеводских доглядчиков. А попался тебе в руки, как стрелец-первогодок!
– Так что ведомо обо мне князю Ивану Богдановичу и зачем ты следил за нами? Лежи, не шевелись! – княжна, скорее, догадалась, чем увидела, как правая рука Алешки потянулась к поясу. Она тут же выдернула у него из-за кушака пистоль, сунула себе за пояс. Княжий лазутчик, полностью обезоруженный, сник совсем, решил не запираться, иначе княжна и в самом деле ткнет кинжалом в горло, и хищные звери растащат его кости по дикому, с гиблыми болотинами урочищу. А так, быть может, еще и явится возможность как-то вывернуться и спасти свою голову.
– Холоп самарского воеводы Алфимова Афонька огласил тебя, княжна Лукерья, перед князем Милославским, а также со слов других самарских беженцев из Самары и из Надеина Усолья, что ты была у вора Стеньки Разина в большой чести, а у Мишки Хомутова в незаконных женках пребывала. Что жила ты вольно и коль захотела, могла бы уйти от воровского атамана беспомешно. О том и донос составлен на тебя в разбойный приказ синбирским дьяком.
– Где тот донос? – тут же спросила княжна Лукерья, чувствуя, как холодный озноб медленно пронизывает ее тело. – Говори живо, у кого тот подлый пасквиль?
Алешка понял, что его слова больно ударили по сердцу этой всем не понятной княжны, поторопился сказать все без утайки:
– По прибытии нынче же вечером я тот пакет передал воеводе Борятинскому, он сказал, что прочтет его после сражения с разинцами, потому и караул не выставил у твоего ночлега, я сам решил присмотреть за тобой. Теперь, как ты сбежала к воровским казакам, вина твоя еще более усугубится. Разумнее было бы воротиться тишком, словно и не покидала той избенки, а?
– О том и речь не веди, холоп! Непонятно мне, чего же хитрил князь Иван Богданович, почему не сковал меня, а отпустил одну?
Было видно при свете луны, как усмехнулся Алешка, глядя снизу в глаза княжны.
– Как же одну? А нешто я не следил за вами? Да вот только недооценил твою ловкость, княжна Лукерья, ох, как недооценил! Не будет мне прощения от воеводы, сгонит со службы! А нешто этот драгун, что примчал гонцом из Москвы, не прислан от князя Борятинского по прежде посланной просьбе об особо доверенном человеке, чтобы встретить в обозе опасного разинского человека и чтобы под крепким караулом свезти тебя, княжна, в Разбойный приказ для крепкого по тому доносу спроса?
– Мой дружок детства Филипп – и мой тайный страж до ворот Разбойного приказа! – чуть не закричала в негодовании княжна Лукерья. – Как верить после этого людям? И кому верить?
– На драгуна не греши, он не знал, кого ему надо будет караулить, – сделал попытку смягчить на всякий случай сердце княжны Лукерьи Алешка. – Только увидев тебя в возке, опознал и был до крайности обескуражен. Это он мне сам сказывал, когда ты ужинала у князя Юрия Никитича… Утопший пить не просит, княжна, виновен я не своей волей, возьми то в мое оправдание, а по службе… Что со мной сделаешь? Предашь смерти или живым дашь уйти? Отпусти, Христом Богом прошу. Ворочусь к князю Юрию Никитичу и скажу, что во тьме не сыскал вас с Дуняшей.
Княжна Лукерья думала недолго.
– Спущу, как за Урень-реку уйдем, – пообещала она бывшему возчику, а по сути тайному доглядчику князя Милославского. – Давай руки за спину, твоим же кушаком повяжу, чтоб не было соблазна кулаками махать. Как сатане не гулять в раю, так и наемному доносчику не видать царствия небесного! Подлая у тебя душа, Алешка, за тридцать копеек готов предать любого человека. Неужто совесть не мучает тебя по ночам?
– А неужто стрельца мучает совесть, что он на сражении не знаемому ему человеку бердышом голову сносит? Служба, скажешь? Тако и у меня служба, а дело ката пытать, насколь тот человек виновен перед государем.
– Помолчи, шиш[27] проклятый, научился у подьячих языком ловко молотить! Сказано – давай руки, а то еще раз по темени тюкну пистолем!
– Ого! – сквозь зубы выдохнул Алешка. – И вязать узлы ты мастерица! Не всякий конюх так вожжу узлом закрутит!
– Вставай и иди впереди меня, – княжна Лукерья для пущей острастки легонько ткнула кинжалом в спину возницы. – Дуняша, поди, заждалась и дрожит со страху у реки, лягушек боится. Да не гомони сильно, стрельцы караульные всполошатся!
Дуняшу нашли у большого куста калины, в десяти шагах от реки. Противоположный берег был высокий, а этот гораздо положе.
– Надобно брод поискать, – решила княжна Лукерья, сделала знак рукой девушке, а воеводского доглядчика толкнула рукой в спину, – идем вверх по течению. Проезжая дорога укажет, где мужики на телегах переезжают через Урень. Видишь, Дуняша, какая лисица за молоденькими курочками через кусты кралась. Думал шиш воеводский во тьме блин языком слизнуть, да мазнул по пустой сковородке раскаленной! Не так ли, Алешка?
Бывший возница не счел нужным что-то говорить на высказывание княжны, молча пошел впереди, в горестном раздумье опустил голову, опасаясь споткнуться, чтобы не упасть лицом на землю из-за связанных за спиной рук.
Осторожно прошли шагов двести, прибрежный лес расступился, и поперек реки оказался проезжий тракт с небольшим горбатеньким мостиком из бревен и с жердями по бокам, чтобы ненароком не свалиться в воду. Княжна Лукерья снова подтолкнула Алешку, чтобы шагал вперед быстрее, не сдерживал шага.
– За мостом отпустишь? – напомнил княжне Алешка. – Обещала же!
«Боится, что проткну горло – и под мосток», – догадалась княжна
