Наездник Ветра - Григорий Александрович Шепелев
– Сновид, пошто ты молчишь? Скажи нам хоть слово!
– Чему ещё научили князя варяги?
– Правда ли то, что он разрешил ста тысячам их пожаловать в Киев и до весны харчеваться в наших домах?
– А верно ли то, что Роксана, ведьма, уговорила князя принять паскудную веру греков, да и всех нас в неё обратить?
– И уж не затем ли плывёт на Русь хитрая лиса, Калокир, чтоб окрестить князя?
– Неужто пропала Русь? Сновид, ждать ли нам ещё милости от богов? Или они прокляли нас за князя?
– Князь теперь будет служить царю! И нас всех заставит! Продался наш Святослав!
– Сто сундуков золота Калокир везёт Святославу! Но князю мало того – он толпу варягов посадит на нашу шею! Возьмёт оброков с нас втрое больше! Не то ещё придумают греки, чтоб сгубить род полянский!
– Греки околдовали нашего князя!
– Они хитры, а самый из них хитрющий – корсуньский выкормыш, Калокир! Его и прислали!
– Погибла Русь! Сновид, что нам делать-то?
У дверей жидовского кабака кудесник остановился и повернулся. К нему взывала уже полуторотысячная толпа, и она росла. К ней целыми сотнями присоединялись те, кто успел позвенеть ковшами с лихими. Видя, что жаждущих слушать его собралось довольно, Сновид набрал полную грудь воздуха и во всю свою здоровенную глотку крикнул:
– Братья-славяне!
Толпа притихла. Кудесник заговорил:
– Не следует нам обижать молодого князя! Нужно его спасти. Иначе он всех погубит. Чёрный патрикий именем Калокир, плывущий на Русь, несёт ей беду. То, что вам придётся кормить сто тысяч варягов – это лишь часть беды. Другая же её часть – прибавленные оброки. Князь будет брать с вас в три раза больше, чем брал. Война, в которую его тянут греки, выйдет ему в большую деньгу! И он про то знает.
– Смерть Калокиру! – подали голос те, кто пришёл с кудесником. Вся толпа восторженно повторила эти слова. Особенно голосили бабы.
– Роксана хочет не обратить Святослава, а погубить, когда придёт время! – жестом потребовав тишины, продолжал Сновид, – так велел ей греческий царь. Обращённый князь ему ни к чему, за ним не пойдёт дружина. Князь должен бить дунайских болгар, чтоб греки могли занять Сарацинию с её золотом. Но болгары – наши друзья, сарацины точно нам не враги. А греки – враги! Разумно ли то, что затеял князь?
– Не бывать тому! – свирепо отозвалась толпа, – болгар не дадим в обиду!
Лихие уже катили из кабаков на площадь бочонки с хмельным питьём. От взгляда Сновида это не ускользнуло. Он продолжал:
– То княжеские дела! Пускай Святослав с кем хочет, с тем и воюет. Другое худо: греки решают, сколько мы будем князю дани платить. И греки решают, жить или нет варягам в наших домах, на наших харчах! Что ж это такое, братья? Боги войдут во гнев на всю Русь за то, что мы покорились грекам! Смирились, будто бараны! Мы позволяем тем, кто верит в чужого Бога, ездить на нас верхом! Приятно ли то славянским богам?
– Принесём же греков им в жертву! – выкрикнул кто-то. По всей толпе, от одного края до другого, пронёсся гул одобрения.
– Нет, не смейте! – грозно предостерёг кудесник, поняв, что дело зашло слишком далеко, – прокляну того, кто обидит греков, живущих в Киеве! Они зла Руси не приносят – так же, как мы, платят князю дань!
– А Богов не чтут! – послышался пьяный голос.
– Это их дело! Во всех городах и весях по всей Земле живут и работают люди разные. Вы хотите разве, чтоб наших братьев резали в других странах? Не трогайте работяг! Царя учить надо, чтоб перестал он тянуть к нам руки. Его правая рука – Калокир! Он близко, с часу на час прискачет в Киев верхом!
– Так встретим его ножами! – отозвались подголоски. Эта идея была подхвачена общим рёвом. Днища дубовых бочек вовсю трещали, и по рукам ходили ковши. Хмельное рекой лилось в сотни глоток.
Сновид вошёл в жидовский кабак. За столом сидели Дорош, Горюн, Шелудяк и Хорш, все – в кольчугах. Агарь и Хайм стояли в углу.
– Хорошо зажёг, – похвалил Дорош, едва кудесник прикрыл за собою дверь, – пожалуй, заполыхает!
– Я своё дело знаю, – ответил волхв. Подходя к столу, он хмуро взглянул на Горюна с Хоршем, – что вы сидите? Пройдитесь по кабакам да поторопите своих ребяток! Толпа растёт, а хмельного мало в неё несут.
Оба атамана встали и вышли. Сновид уселся между двумя приспешниками Равула. Дорош спросил у него:
– Не знаешь, сколько сейчас дружины в княжьем дворце?
– Совсем почти нет. Четыреста отроков поскакали спасать Всеслава от печенегов.
– А остальные?
– Разве Равул не знает о том, что князь ещё летом отправил три тысячи бойцов в Новгород, чтоб проклятую Светозару привести в чувство?
– Сколько ребят сейчас во дворце? – не отстал Дорош.
– Полсотни, не больше. Ратмир, по-моему, в Вышгороде, пирует у своей девки. Не удивлюсь, если с ним и Тудор-любчанин.
– Ну, хорошо. Надеюсь, ты догадался оставить возле ворот дозорных, чтоб Калокира не пропустить?
– Оставил, Дорош, оставил. Равул получит голову Калокира, не сомневайся!
Два атамана переглянулись.
– Как обстоят дела с одноглазым? – спросил волхва Шелудяк.
– Я уже отправил за ним ребят.
– Когда ж его привезут?
– Через три недели, если он там.
– Отлично, – проговорил Шелудяк, осушив ковш браги, – но ежели через три недели Равул его не получит – плохо тебе придётся, старый козёл.
Подолие бушевало. Всюду орали что-то про Калокира, про христиан, про Роксану с князем и про купцов. Последние, бросив лавки, спешно совали по тайникам золотые гривны. И очень вовремя – хоть Сновид запретил буянам громить и грабить, многие, поорав, решили заняться делом и побежали за топорами. Иные снова двинулись в кабаки, где ещё раз выпили забесплатно, после чего опять попёрлись на площадь. Сновид ещё сидел у жидов, а его приспешники объявляли, что Калокир – родной брат Роксаны, при этом – её любовник, и рождены они от Змея Горыныча черноморской русалкой. Услышав такую новость, те, кто пришёл с топорами, вогнали их в ворота подворий греков и новгородцев. На частоколы лезть не решились, боясь нарваться на копья. Когда раздался треск досок под топорами, более мирная часть гуляк воодушевилась и также стала вооружаться, но кольями от заборов. Щетинясь ими, они пошли на те же дворы, ворота которых уже шатались. Они бы рухнули вскоре, не появись в тот миг на Подолии тридцать всадников. Это были отроки Святослава во главе с сотником. Подскакав к толпе, которая напирала на два подворья, последний крикнул:
– А ну, назад!
