Наталья Павлищева - «Злой город»
Почти не останавливаясь, мы уходили вдоль Жиздры, правда, спрямляя путь, стараясь не перебирать все ее повороты. Дошли почти до впадения Лукосны, об этом сказал Картач, объяснивший, что сейчас на Жиздре будет остров, можно переправиться и идти по другому берегу, это безопаснее. Говорил это дружинник мне, потому что на моих плечах все еще лежал княжеский плащ. Я кивнула, уйти на другой берег не мешало. Нужно остановиться и все осмыслить.
Посреди реки действительно был большой остров, вернее, Жиздра просто обтекала холм двумя рукавами. У меня привычно мелькнула мысль, что он очень удобен для крепости, хотя и маленькой. Вот воительница стала! Не о пикнике на полянке подумала, а о крепостных стенах.
Мы переправились и, чуть отойдя от берега, встали. По правому берегу Жиздры сплошной лес, а если татары придут по левому, мы загодя их увидим и в тот же лес уйдем. Нормально для ночлега, а завтра вперед, только вот кто бы еще сказал, куда.
Теперь предстояло решать, как быть дальше. Одно дело – отбить атаку татар, последовавшую после нашего прорыва, это получилось скорее на эмоциях, и совсем другое – понять, как действовать, уйдя от Козельска. Об этом почему-то раньше не задумывались совсем, главным казалось прорваться до дружины Романа.
Неожиданно для себя я оказалась во главе дружины. Пусть она не так велика, как была у Евпатия Коловрата, не так сильна, как у Романа, но это все равно дружина, и куда ей деваться, сказать не мог никто. Не распускать же по домам вооруженных, готовых биться с врагами воинов? К тому же домов у большинства просто не было. Мой, вернее, Настин, вон только что сгорел.
Некому оказалось прочитать над князем Романом Ингваревичем заупокойную молитву, некому произвести похоронный обряд по всей форме, но мы похоронили его как воина, и этого было достаточно. За время с начала нашествия на моих глазах хоронили столь многих, что все притупилось.
Но теперь погиб мой любимый, тот, с кем я готова была связать свою судьбу, даже понимая невозможность после этого вернуться обратно в Москву. Конечно, в Москве я не была девочкой-ромашкой, имела мужчин, хотя и не перебирала их. Но, попав в тело пятнадцатилетней девочки, я явно изменилась и сама, словно душа очистилась, забылся весь предыдущий опыт сексуальной жизни, все было словно впервые, много чище и лучше. И пусть в прошлой московской жизни мне было тридцать, Роман все равно моя первая любовь, а поэтому особенно дорогая.
Но я не могла показать всего этого дружинникам, не падать же, рыдая, на тело погибшего и крича: «На кого же ты меня покинул?!» Воины считают меня Николой, а потому женскую истерику и слезы просто неправильно поймут. Я кусала губы молча, даже когда завернутое в конскую попону тело Романа (где посреди леса взять гроб?) засыпали землей. Над его могилой поставили простой крест с именем.
Мне не позволили положить вместе с Романом ни шлем, ни плащ, сказав, что еще пригодятся, но я и в мыслях не держала, что пригодятся мне лично.
Меня мучило мое самозванство, ведь в порыве ярости можно надеть на себя шлем и плащ князя, а как это делать дальше? Какое я имею право брать на себя имя и, главное, ответственность за людей? Самое интересное, что это, похоже, никого не волновало, опытные воины явно были готовы мне подчиняться! Пока уходили от возможного столкновения с татарами, пока хоронили князя, я о таком не думала, но теперь…
Ужас трудного дня чуть отступил, мы сидели у костра, греясь, пахло кашей с вяленым мясом, потрескивали сучья в огне, пофыркивали лошади, тихо журчала вода. Я задумалась, глядя на огонь, настолько, что не сразу услышала шум. К кострам в сопровождении нашего берегового дозора вышли несколько человек, ведя коней в поводу. Подняв глаза на пришедших, я растерянно ахнула:
– Вя… тич!
Это были козляне, те, что остались в городе, когда мы ушли!
– Вятич, миленький, ты живой?!
– Да вроде… – развел руками сотник, смеясь такому моему наскоку.
Вокруг тоже смеялись, словно появление этих восьмерых решало все наши проблемы. Как для кого, а для меня так и было.
– Где князь Роман?
– Погиб, – я опустила голову. – А Анее с женщинами удалось уйти? Там кто-то страшно орал на берегу.
– Удалось, их Ворон спас. Сам погиб.
– А Андрей со своими?
– Ушли. Кто у вас сейчас во главе, мы по пути татарина поймали, на коне связанный лежит?
– Я… Только… – решение пришло мгновенно, я взяла шлем Романа и протянула его Вятичу, – теперь ты будешь главный. Возьми княжий шлем, Роман сказал, что нельзя, чтобы татары знали о его гибели. Правда, я надевала его, когда татар отбивали. И плащ тоже.
Я словно винилась в том, что полдня была самозванкой. Вятич внимательно смотрел мне в лицо, потом окинул взглядом подтянувшихся к нашему костру дружинников и отвел мою руку:
– Думаю, ты по праву надела эти шелом и плащ. Чем вам не глава дружины?
Дружинники согласно зашумели, а я зашипела:
– Ты с ума сошел?! Какой я глава дружины?
– А почему бы нет? В бой водила?
Вокруг засмеялись:
– Водил, да еще как!
– Толково командовал…
– Да, татар подковой зажали так, что почти никто не ушел!
Вдруг кто-то сообразил:
– А чего это ты про Николу как про девку говоришь?
Я медленно стянула с головы шапку, вздохнув:
– Потому что я и есть девка…
Из глаз чуть не брызнули слезы.
– Ты?!
Вокруг стало так тихо, что слышен плеск воды о коряги у берега. Тишина длилась всего несколько мгновений, которые мне показались вечностью, а потом взорвалась криками:
– Ай да девка!
– С такими и татар бить не страшно!
Ну вот, они все знают и теперь сами поймут, что негоже мне носить княжий плащ и шелом. Но дружина, похоже, думала иначе, старый сотник хлопнул себя по бокам:
– Вот у нас ныне князь, такого ни у кого нет! Ты, дочка, не бойся, коли с толком командовать станешь, как сегодня, так любой с радостью выполнит. А ежели кто против что скажет, так мы его! – Дружинник показал, как зажмет в кулак возможного ослушника.
Его активно поддержали остальные. Я растерянно оглядывалась. Опытные воины, прошедшие много боев, умелые и сильные, признавали мое старшинство над собой?! Так не бывает. Хотелось потрясти головой, чтобы проснуться.
Вперед протолкнулся молодой дружинник, когда-то утверждавший, что я ну просто очень похожа на дочь козельского воеводы Настю. Увидев меня без шапки, Игнат заорал во все горло:
– Ну, я ж говорил, что он очень похож на Настю!
– А как тебя зовут-то, девонька? – поинтересовался все тот же седой сотник.
Мне стало смешно.
– Настя.
– Ты ли, че ли? – вытаращил на меня глаза Игнат.
– Я, Игнат, я.
Бедолага с чувством бросил свою шапку оземь:
