Александр Ян - Дело огня
Тело подчинялось слишком плохо, чтобы что-то предпринимать. Так что инженер позволил Ато ворочать себя с боку на бок и в конце концов оказался придавлен коленом в спину. Ночной убийца затянул узел, завершающий все дело — между лопатками, — и поднялся. Инженер сжал зубы, ожидая рывка — он догадывался, что Ато не откажет себе в удовольствии, и был прав. Перекинув веревку через потолочную балку, Кагэ подтянул его так, чтобы носки еле касались земли. Тело закачалось, поворачиваясь. Пока Ато закреплял свободный конец длинной веревки, госпожа Мияги подошла к Асахине и взяла его за волосы, останавливая вращение.
— Интересно, — сказала она, разглядывая веревку. — Он как бутылка в оплетке.
— Самый надежный способ не дать человеку удрать, — закончив, Ато обнял любовницу за плечи. — А хитрость в том, чтобы не пресекать кровообращения. Я не скажу, что освободиться невозможно, Тэнкэн, но если тебе это удастся — придется признать, что Кацура и вправду знался с нечистой силой.
— Да, он знался с твоим хозяином, — разлепил губы Асахина. — Но скоро узнал ему цену.
— А какова твоя цена, Ран? — Ато отступил назад, чтобы полюбоваться работой. — Сколько тебе нужно, чтобы присоединиться к нам?
— А что ты мне можешь предложить?
И даже госпожа Мияги поняла, что на самом деле было сказано «что ты можешь предложить мне», и удивилась. Немного.
— Бессмертие, — сказал Ато.
— Я был бы кучей навоза, а не самураем, если бы боялся смерти. Еще что?
— Возможность решать.
— У меня она есть. И я знаю, с чем справлюсь, а с чем нет.
— Как насчет семьи? — госпожа Мияги провела пальцем по его щеке. — Двух очаровательных детишек и женушки? У вас интересный вкус, господин Асахина. Вам нравятся женщины со шрамами?
— Мне нравятся женщины, — сказал инженер. — Но они смертны. И дети смертны.
— Я буду бессмертной, господин Асахина, — улыбнулась женщина. — Мои лицо и тело никогда не увянут. Я обрету силу четырех мужчин. Власть над своим и чужим страхом. И моему мужчине не нужно будет бояться, что с годами я переменюсь к нему и подурнею.
— Ему уже сейчас не нужно этого бояться, сударыня. Ваш любовник избавил его от всех страхов.
— Я сказала «мужчине», а это мужчиной не было. Но вы, господин Асахина… Вы нравитесь мне все сильнее.
— Мне очень жаль, госпожа. Я вряд ли буду вам нравиться долго.
— Достаточно долго, господин инженер, — пропела женщина. — В любом случае. Так или иначе, но я отведаю вашей крови. Дзюнъитиро обещал вас мне. Выбрать вы можете лишь одно: что будет после. Смерть или бессмертие. Как там говорил покойный инспектор — гвозди и свечи? Что бы вы ни выбрали, вы доставите мне море удовольствия.
Инженер вспомнил спокойную пустоту справа. Фыркнул.
— Я ему потом это припомню. Ну кто его тянул за язык…
— За эти годы ты стал тверже, Тэнкэн, — на лице Ато изобразилось уважение. И даже, кажется, неподдельное. — Ладно, шутки в сторону. Вот настоящая цена: голова того, кто заказал мне Дракона. Ты сам назвал его имя, и назвал правильно. А то, что я его произнести не могу, — доказательство моей правдивости. Тебе даже не нужно становиться одним из нас — наоборот, ты должен оставаться человеком. Что скажешь на это?
— Что для этого тебе довольно было просто вызвать меня сюда и уйти. Если бы ты нырнул в тень, я бы не стал тебя искать потом. Моя работа — строить дороги. Ты все это знал и раньше. Так что ты о чем-то другом со мной торгуешься.
— Да нет, именно об этом, Тэнкэн. А без меня ты не приблизился бы к нему и на ри. Он прожил так много, потому что был осторожен. У тебя и со мной-то не шанс, а слезы. Я ненавижу тебя, это правда, но его ненавижу сильнее. Он убьет тебя? Я не буду плакать. Ты убьешь его? Отлично, у тебя будет возможность посчитаться со мной.
— Забавно. Когда мы виделись в последний раз, ты был ему всецело предан. Обещал замок Вакамацу в обмен на место в правительстве — для него. Что изменилось, Ато? Почему ты решил его предать?
— Это он предал, а не я, — ноздри Ато расширились. — Когда ты зарубил меня, Тэнкэн, меня воскресил родич, которого господин отправил со мной на миссию. Господин запрещает кому-либо из птенцов творить свих птенцов. Родича казнили по его приказу. Что сделали со мной… ты все равно не поймешь. Это рабство. Любой из эта, копошащихся там, в долине — свободнее меня. Поверь, мне есть чего желать, и ты нужен мне, чтобы исполнить желания.
Если не так — что мешало бы мне отдать тебя милой Ёко прямо сейчас и насладиться твоими стонами?
— Предчувствие, что никакого особого удовольствия ты не получишь.
— Получит она, получу и я, — улыбнулся Ато. — Мы чувствуем друг друга. И будем чувствовать еще лучше, когда она станет моим продолжением.
— А уж я-то получу, не сомневайтесь, господин Асахина, — сладко проворковала госпожа Мияги. — С вами — особенно. Та штучка, что я бросила в огонь, — она знакома мне с детства. Я с малых лет слышала, что добренькие Иэсу-сама и Мария-доно любят меня. Но когда моих родителей арестовали за то, что они поклонялись распятому дураку, а меня продали в бордель — где они были, эти добренькие?! Когда меня избивали за пролитую чашку или за то, что недостаточно быстро поворачиваюсь, — где они были?! И почему я должна гореть в аду за свое ремесло, если не я его выбирала?! Что ж, я все сделала, чтобы выбраться из этой проклятой страны и вернуться сюда богатой и свободной. И я отомщу этой стране — но с особенным наслаждением — тебе, который жалеет сирот и берет в жены изуродованных крестьянок. Тебе — за то, что я столько лет верила, что однажды Иэсу-сама пошлет мне защитника. И когда я отправлю тебя туда, — она снова сгребла Асахину за волосы и, прижавшись щекой к щеке, жарко зашептала в ухо, — передай, что дьявол успел ко мне раньше. И оказался лучше.
Что-то, видно, на лице инженера отразилось не то, потому что госпожа Мияги коротко вздохнула, сделала было шаг к жаровне — потом улыбнулась и осталась стоять, где стояла. И вправду незаурядная женщина, жалко.
— Ладно, Тэнкэн, — улыбнулся Ато. — Время есть. Повиси, подумай. Меня ждут дела, а ты, радость моя, смени этот маскарад на что-нибудь более подходящее. Да и поспи немного. Пока ты в этом нуждаешься.
Они вышли. Асахина опустил голову.
То, что уловил в нем Ато, то, что он принял за колебание, — и в самом деле почти что было колебанием. Обещание отдать господина Уэмуру, помочь отомстить за Сакамото-сэнсэя, попало очень близко к центру мишени, а лет пять назад легло бы прямиком в яблочко.
Но с тех пор Асахина научился лучше смирять свои чувства и теперь мог отпустить их ровно настолько, чтобы ввести в заблуждение опасного врага, который силой врага еще более страшного умеет слышать несказанное.
