Александр Ян - Дело огня
Беспокоится Харада зря. Никто не сунется ночью в лес — у них совсем другой приказ. И приказ другой, и что лесную зону без надобности штурмовать не стоит, господин Камимура, командир отряда, еще с той войны запомнил. Хорошо запомнил. Ему сам Сайто когда-то и объяснил, почем обходятся ночные атаки вверх по склону на укрепленную позицию. Нет, никто не сунется в лес. Будут ждать. Сигнала — или нападения. Господину министру обороны не нужна слава паникера. Ему нужны заговорщики. По возможности — все. А инспектору нужно кое-что еще. Кое-что, о чем в компании кёнси не стоит даже и вспоминать. Даже если этот кёнси — свой.
Чиркнула спичка. Слабый огонек переселился на кончик фитиля, ожил, расправил крылышки, затрепетал… Харада прикрыл его колпаком, задернул шторку. Несколько мгновений Сайто видел его лицо.
Он не мог до этого момента представить себе Хараду худым. И седым — тоже не мог представить.
— Мы теперь похожи, правда? — сказал бывший командир десятой.
Нет, подумал полицейский. Мы теперь совсем не похожи. Вы видите в темноте как днем, отличаете животных от людей… Я не спрошу тебя, едите ли вы людей. Я, кажется, знаю ответ.
— А помнишь, — сказал полицейский, — как мы всей веселой компанией ушли в самоволку и потом командиру пришлось закатать нас под домашний арест?
— Помню, — отозвался Харада. — С нами тогда еще был Ито. Ты его потом убил.
— А это что-то меняет?
— И в самом деле, — хмыкнул Харада, поднимаясь. — Почему это должно что-то менять.
Выпрямиться во весь рост он не мог. В этом отнорке не смог бы и Асахина. Здесь люди вгрызались в землю, стоя на коленях, словно творя молитвы богу горы. И Харада, некогда гордый бесшабашный Харада, уходил согнувшись.
Оказывается, можно сгореть и так. Даже не в головешку. В отсутствие, сохранившее форму головешки.
Полицейский подумал, что Харада, наверное, завидует ему. Это он зря.
Черно-белая тень демона-они на стене одобрительно кивнула инспектору.
* * *Асахина не видел, куда поволокли Сайто, — заметил только резкий рывок в темноту, яснее ясного говорящий, что за тварь ухватила инспектора. Инженер искал любой возможности попробовать мечом хоть одну такую — но против него выслали людей. А людей убивать без нужды он все-таки не хотел. Впрочем, его противникам тоже не повезло. В тесной шахте не размахнуться как следует, не перейти в высокую стойку — а драться, нанося колющие удары, ребята Ато не умели.
Потом им стало еще труднее — несколько тел загородили проход. Стрелять они, видимо, не решались. Правильно не решались, газ в шахте точно есть, если он взорвется, не поздоровится даже кёнси.
Асахину заперли в тупике, куда пришлось нырнуть, когда Сайто уже не мог прикрывать спину. Он понимал, что дело безнадежно, — а его противники понимали, что он это понимает, и отчетливо осознавали преимущества его положения. Им не хотелось умирать, а он был готов. Им не хотелось отвечать перед старшими за побег Асахины, а он отвечал только перед собой и тем, кого они не знали.
Они начали тянуть время — наверное, хотели подождать, пока погаснет светильник, чтобы ночные убийцы смогли атаковать в темноте. Асахина знал, чего ради его уговаривают сдаться, — и готовился к прорыву, собирая силы: в затхлом, влажном воздухе подземелья они уходили быстро. Но он недооценил крестьянскую смекалку: первый же его удар увяз в чем-то жестком, никак не похожем на человеческое тело — и это что-то, в полумраке принятое им за человека, тут же швырнули на него. Высокая корзина для угля. Не давая опомниться, на него обрушили вторую и третью корзины — а там уж выбили меч и принялись топтать ногами.
Они могли и убить — с перепугу и от злости, — и нельзя было сказать, хорошо это или плохо. Боль уже ощущалась как тепло. Инженеру удалось, наконец, найти точку опоры — и в этот момент свет вспыхнул, а потом погас.
Возвращение было как подъем с глубины: сначала свет, пойманный сквозь ресницы. Потом — ощущение тела. Потом — вкус. Приятный, свежий, прохладный вкус ледниковой воды на вздутых губах и сухом языке. А потом — звук. Мелодичный, как звон колокольчика, который вешают в доме, чтобы отгонять злых духов и призывать добрых.
— Асахина-сэнсэй! Очнитесь, пожалуйста, Асахина-сэнсэй!
Остаток воды госпожа Мияги плеснула ему в лицо, и он разлепил веки.
Госпожа Мияги была исключительно хороша собой. Отрада для глаз. Особенно сейчас — когда в ее собственных глазах стоял стеной настоящий испуг. Неподменный.
Она была хороша. А вот все остальное — не очень, потому что связали инженера с той же крестьянской основательностью, с какой ловили. Рук и ног он не чувствовал, да, в общем, и не видел — от любой попытки приподнять голову веревка врезалась в горло.
Асахина осмотрел помещение. Земляной пол, низкие скамьи вдоль стен, в углу бочка с водой, посередке очаг, окон нет — похоже на караулку при шахте. Асахина прикрыл глаза и опустил голову. Забавно — в юности он готовил себя и к такому повороту событий, но никак не предполагал, что это случится на одиннадцатом году после Бакумацу. Впрочем, все когда-нибудь кончается — и везение тоже. К нему и так были слишком добры.
Увидев, что он жив, госпожа Мияги сменила тон.
— Не пытайтесь притворяться, будто снова лишились чувств, господин инженер. Иначе я суну вам за пазуху раскаленный уголь.
— Я не притворяюсь, — сказал Асахина, чтобы попробовать, как слушаются губы и голос. — Мне просто не хочется на вас смотреть, госпожа Мияги.
— Боитесь? — женщина снова мелодично засмеялась. Нет, явно не тех духов приманивал этот колокольчик. — Правильно делаете.
Ну что ж, значит, общение с бесами способность читать мысли человеку не дает. Это хорошо, потому что в книгах оно очень уж по-разному описывалось. Это хорошо, а вот веревки… даже если их сейчас разрежут, он какое-то время не сможет двигаться. Раньше… раньше он мог почувствовать и заставить подчиниться едва не каждую мышцу… Конечно, он попробует — что терять, — но… десять лет назад он был на десять лет моложе.
Тонкие пальчики извлекли из-за пазухи омаморибукуро и сорвали с шеи шнурок. Асахина раскрыл глаза.
— Смешно, — женщина расшнуровала мешочек и вынула крест. — В Сан-Франциско этой дешевки полным-полно. Что в этом такого страшного для Дзюнъитиро? Вы не объясните мне, Асахина-сэнсэй?
— В нем — ничего. Это не амулет, госпожа Мияги. Это из тех вещей, которые носишь, когда любишь.
— Тогда поступим просто, — женщина бросила крестик в очаг.
Асахина не мог пожать плечами.
— Он расплавится.
Шевеление воздуха. По ту сторону очага возник Ато.
