Райнер Шредер - Падение Аккона
— О ком вы говорите? — спросил Морис капитана.
— Об этом исчадии ада по имени Тюран эль-Шавар Сабуни! Это его галеры! — ответил Никос Патрикиос в бессильной ярости. Он прекрасно понимал, что, несмотря на старания гребцов, им не уйти от вражеских галер в туман.
— Вы думаете, что сам эмир Тюран эль-Шавар Сабуни из Каира командует этими тремя галерами? — воскликнул изумлённый Герольт.
Капитан злобно взглянул на него — Герольт, по его мнению, задал глупый вопрос.
— Я не думаю, я знаю это точно! Триера «Джулланар» — его флагман, и на передней мачте висит личный флаг эмира. Это означает, что эмир на борту корабля, — наставительно произнёс он. — Вероятно, в Каире он получил от своего посла известие о том, что его султан заканчивает осаду Аккона, и боится опоздать к разграблению города! Он выехал слишком поздно, но только не для нас! Это самый свирепый из всех эмиров султана! Уже в сражениях с берберскими племенами, которые восстали на его западной границе, он показал себя кровожадным убийцей. А с недавних пор он со своими бандитскими галерами ещё и возомнил себя адмиралом Средиземного моря!
— «Джулланар», — тихо повторил Тарик название триеры. — Что за жуткая издёвка: назвать русалкой военную галеру, несущую смерть и разрушение!
— Лучше бы он назвал себя «чёртов таран»! — желчно проговорил Патрикиос, разглядывая таран красного цвета, торчавший на носу триеры. Корабль, который триера протаранит на полном ходу, обречён. — Ну что ж, сейчас вы получите ещё одну возможность прославить орден тамплиеров. Меня, во всяком случае, этот выродок кровососов живым в руки не получит.
Имя Тюрана эль-Шавара Сабуни было хорошо известно рыцарям-крестоносцам в Святой Земле. Этот эмир, сидевший в Каире, занимал особое положение среди эмиров султана. Жертвами исключительной жестокости Тюрана становились не только христиане, но и противники в его собственной стране. Полгода назад он подтвердил, что способен на ещё большие злодеяния. После смерти султана Калавуна, отца эль-Ашрафа Халила, произошёл дворцовый переворот. Честолюбивый эмир Тюрантай попытался перехватить правление и стать новым султаном. Но эль-Ашрафу удалось вовремя раскрыть заговор. Он приказал арестовать эмира Тюрантая и стал наследником своего отца. В подавлении путча Тюрантая эмир Тюран эль-Шавар Сабуни сыграл главную роль.
Эмир не ограничился тем, что заговорщики были разоблачены и брошены в тюрьму. Он безжалостно расправился с теми, кто навлёк на себя хотя бы малейшее подозрение в симпатии к заговорщикам или контакте с ними. Достаточно было и родственных связей, чтобы стать жертвой эмира Тюрана. Он вырезал целые роды, включая женщин и детей. Для пущего устрашения с некоторых жертв заживо сдирали кожу или четвертовали их. Многие члены опальных семейств были заживо похоронены, многих закапывали перед дворцом по горло, и они умирали от голода. О пытках, которые устраивали в тюрьмах подручные Тюрана, не приходилось и говорить.
И этот эмир Тюран эль-Шавар Сабуни мчался сейчас на своей галере «Джулланар» в сопровождении двух кораблей, чтобы расправиться с кипрской торговой галерой!
«Калатрава» продолжала плыть на запад, в сторону тумана. Гребцы делали все, что могли, но их усилия были тщетны. Две галеры мамелюков уже взяли их в клещи и подходили все ближе, триера держалась в стороне. На палубах вражеских галер уже стояли лучники.
Никое Патрикиос отправился к штурману, а Герольт вспомнил о драгоценных камнях, которые должны проглотить Морис и Мак-Айвор, Он быстро выдал каждому по три камня и объяснил, что те должны сделать.
— Зачем это? Чтобы мы стали особо ценными покойниками? — насмешливо спросил Морис, но камни проглотил.
Когда вражеские галеры подошли к «Калатраве» достаточно близко, на корабль полетели стрелы. Лишь немногие из них попадали в людей, поскольку в тот момент, когда лучники их выпустили, Никос Патрикиос с отчаянием обречённого решился на манёвр.
— Грести в другую сторону! Поднять весла слева! — скомандовал он. — Полный ход справа!
Оба ряда весел на левом борту тут же поднялись вверх. Большая часть стрел прожужжала рядом с «Калатравой». Но не это было главной целью манёвра. Никос Патрикиос хотел протаранить вражеский корабль, подбиравшийся к их левому борту.
«Калатрава» со скрипом накренилась на левый борт и описала дугу. Теперь её нос целил прямо в правый борт вражеской галеры.
— Отчаянный малый этот Патрикиос! — воскликнул Морис, разгадав замысел капитана. — В моем вкусе!
Леонидас Дукас резко повернул руль ещё прежде, чем получил приказ. И, когда весла левого борта опускались в воду, гребцы на правом борту их подняли. На вражеской галере поняли опасность, угрожавшую им, но у них уже не оставалось времени увернуться от удара. Галеры сближались слишком быстро.
Нос «Калатравы» врезался в двойной ряд весел на правой стороне и под ликование кипрской команды отрубил их, как саблей. Борта галер затрещали. С обеих сторон полетели копья, сражая врагов. И оба корабля разошлись. Галера мамелюков, потерявшая способность к манёвру, по инерции пошла вперёд. Но хотя «Калатрава» и нанесла врагу серьёзный удар, это не спасло её.
Теперь капитаны «Джулланар» и второй лёгкой галеры насторожились и не стали торопиться. В «Калатраву» не летели огненные стрелы, а триера не использовала свой таран. Это явно указывало на то, что эмир решил захватить торговую галеру с грузом, не нанося ей особых повреждений.
Наконец настало неизбежное. Мамелюки зажали «Калатраву» с обеих сторон. Теперь весел лишилась она сама — их сломали вражеские галеры. Мамелюки зацепили оба борта «Калатравы» абордажными крюками. С дикими криками мусульмане и пассажиры кипрской галеры бросились друг на друга.
Хотя рабы и каторжники, освобождённые от цепей, взялись за оружие и проявили в бою огромное мужество, бой, как и ожидалось, оказался коротким и страшным. Каждого осмелившегося перейти дорогу воинам эмира мамелюки безжалостно убили. В течение нескольких минут палубу «Калатравы» залила кровь убитых и раненых.
Многие из мужчин, взявшихся за оружие и решивших до последнего дыхания защищать свои семьи от позора и рабства, изменили своё решение. Они бросали оружие и падали на колени, моля о пощаде.
Большая часть моряков и каторжников-гребцов сохраняла боевой дух несколько дольше. Главную роль в этом сыграл Никос Патрикиос. Он предпочёл смерть пожизненному прозябанию в плену, и дрался бесстрашно. Его меч сразил множество мусульман. Но и он пал под клинками врагов. А с его смертью прекратили сопротивление и большинство моряков. Они сдались, хотя и знали, что их ожидают ужасы рабства.
