Альбер Бланкэ - Война амазонок
По этому совету королева снова предложила переговоры с коадъютором и на этот раз достигла цели: новое примирение нанесло удар принцу Кондэ.
Король был провозглашен совершеннолетним в общем заседании. Все принцы, весь двор и все власти – светские и духовные присягнули в верности молодому королю. Но все заметили, что только принц Кондэ не явился на церемонию, когда все дворянство приносило присягу. Вскоре распространился слух, что он выехал из Парижа. Не оттого ли он уклонился от присяги, что хотел поддержать мнение, будто Людовик Четырнадцатый не сын Людовика Тринадцатого.
Принц Кондэ отправился в Гиенну, и город Бордо сделал ему восторженную встречу. Известно, что Фронда давно уже поддерживала возмущение в этой провинции, ставшей центром мятежа.
Король пожаловал кардинальскую шапку коадъютору.
На другой день после бала в Пале-Рояле госпожа Монпансье как бы случайно заехала к графине де-Фронтенак и, встретившись там с Бофором, условилась, чтобы оградить свою любовь от опасности, казаться совершенно равнодушными друг к другу. Ночные свидания прекратились. Надо было довольствоваться общением через посредство графини де-Фронтенак и Жана д'Ера, оставшегося при принцессе в звании ее шталмейстера.
Через несколько дней после того, как король был объявлен совершеннолетним, принцесса имела бурную сцену с отцом и немедленно после этого потребовала к себе Жана д'Ера. Строгим было выражение ее лица, и прелестная белокурая головка, казалось, склонялась под бременем глубокой печали, жестокого, неизбежного несчастья.
– Вы благородный человек и не способны на низкий поступок. Вот почему я не обвиняю вас, – сказала она сурово.
– Меня? Меня обвинять?
– Вас, именно вас.
Молодой человек встал перед ней на одно колено.
– Ваше высочество, если вы считаете меня способным на такое вероломство, то прикажите сейчас же, без суда отрубить мне голову, – сказал он с таким убедительным красноречием во взгляде и в голосе, что принцесса была тронута.
– Нет, я не считаю вас способным на это, но есть тайны, которые не укладываются в головах таких пламенных юношей, как вы. Не думая и не замечая того, вы могли проговориться.
– Ваше высочество, с того дня, как вы удостоили меня вашим доверием, с того дня, как я убил злодея и привез в Париж несчастную девушку, которую вам угодно было видеть, с того самого времени я стал другим человеком: я готов к вашим услугам, прикажите – и я на все пойду.
– А между тем кто-нибудь сделал эту нескромную ошибку, а так как вы любите…
– Ваше высочество! – воскликнул Гонтран, покраснев.
– Не скрывайтесь от меня, – сказала она, с благосклонной улыбкой протягивая ему руку.
– Да, я люблю, люблю всеми силами души, но до настоящей минуты скрывал это от всех, даже от себя…
– А я разгадала вашу тайну… О! Не бойтесь, я умею хранить чужие тайны! Клянусь вам, она ничего о том не узнает.
Гонтран смотрел на нее как полоумный.
– Она честная и благородная женщина, я это знаю, и вы скорее умрете, чем покажете ей свое увлечение. Но если вы не осмеливаетесь говорить с ней о вашей любви, так о чем же вы разговариваете?
– Обо всем, то есть ни о чем.
– А я знаю, что она в ваших беседах находит большое удовольствие.
– Вы это знаете? – спросил юноша в упоении.
– Она сама мне сказала. Но не торопитесь радоваться, она говорила мне также и о том, что искренне любит своего мужа.
Гонтран не сдвинулся с места, все стоял на одном колене.
– Встаньте и постарайтесь припомнить, не проговорились ли вы во время задушевных бесед с этой прелестной и благородной особой.
– Нет, я в этом убежден и готов поклясться честью дворянина, памятью моей матери, Богом, который видит и судит нас.
– Так чем же это объяснить?… Слушайте же, Жан д'Ер, я ничего не скрою от вас. Мой отец узнал, что я люблю герцога де-Бофора, и угадал, что я хочу быть его женой. Каким образом он мог это узнать? Кто мог ему сказать?
Гонтран не отвечал и пристально смотрел вниз, стараясь проникнуть в эту темную загадку. Принцесса Монпансье крепко сжала его руку, чтобы заставить очнуться.
– Уверены ли вы, что де-Бар точно убит?
– Де-Бар? – проговорил он с удивлением, будучи не в состоянии согласовать воспоминание об этом человеке с новым открытием тайны принцессы.
– Он тоже мог кое-что рассказать.
– Как?…
– Отыщите маркиза де-Жарзэ. Он примкнул к числу наших друзей с тех пор, как узнал о гнусных поступках де-Бара в его замке. Узнайте от него, что сделалось с де-Баром. Похоронили ли его или он находится в Бриле при кардинале? Ступайте скорее.
Гонтрану не надо было повторять. Он исчез, давая себе клятву покончить с де-Баром, если только с ним уже не покончили.
Принцесса вернулась к отцу. Уверясь в преданности своего шталмейстера, она спешила рассеять дурное впечатление, которое ее недоброжелатели произвели на отца, но при входе в его кабинет она вдруг остановилась, ошеломленная неожиданностью: напротив Гастона сидели еще две особы, замолчавшие при ее появлении.
Она увидела коадъютора и королеву-мать!
Самое неприятное ощущение, почти отвращение внушил ей вид кардинала Гонди, маленького, коренастого, близорукого, черномазого человека. Тут невольно припомнились ей слова Бофора: «Паук начал ткать новую паутину!»
– Войдите, войдите, моя крошка, – сказала королева с пленительной улыбкой.
Гонди, хотя и близорукий, не терял из вида выражение лица молодой принцессы. Верный привычкам вежливого внимания, он с живостью бросился к двери, подхватил Луизу под руку и привлек ее к столу, за которым заседало маленькое собрание.
«Чего они от меня хотят?» – спрашивали ее глаза, зорко переходя от одного к другому.
– Дочь моя, – сказала королева, – ваш отец ручается за покорность своей дочери. Господин коадъютор уверяет меня в том же, и потому мы рассчитываем на ваше содействие для выполнения задуманного нами плана.
– Ваше величество, – начала было принцесса, сообразив, что Гонди заменил Мазарини.
– Ваш отец, – прервала королева, – вероятно, передал вам волю короля и мое решение.
– Точно так, ваше величество.
– И вы убедились в необходимости вступить в борьбу с принцем Кондэ, который окончательно поднял знамя бунта в Бордо, вопреки всем законам чести.
– Принц Кондэ – враг кардинала Мазарини.
– Принц Кондэ хочет сам сделаться королем Франции и рассчитывает на поддержку герцога Орлеанского, чтобы низложить с престола Людовика Четырнадцатого. Отразить этот удар можно…
Высокомерная испанка не могла продолжать; мысль, что она зависит от Гастона, которого не уважала, и от дочери его, которую не очень любила, возмущала ее.
