Александр Кердан - Невольники чести
Надо уходить… Но куда? Бежать в сторону гор по открытому месту под градом пуль — дело почти столь же бессмысленное, как ожидание кончины в этом убежище. Долину окружают такие кручи, что, прежде чем вскарабкаешься, получишь в спину не один заряд свинца. А если и удастся залезть на скалы, то спасение все равно судьбой не обещано, ибо спуститься на другую сторону хребта еще труднее, чем взобраться наверх. К тому же загнанных в горы ватажников преследователям легче обложить со всех сторон и уморить голодом, как волка, попавшего в яму.
Нет, спастись можно, только пробившись сквозь строй нападавших к единственной дороге из долины — проходу в скалах, по которому пришли враги. Это кажется невозможным, но… Тут атаману пришла спасительная мысль — одно из тех внезапных озарений, которые не единожды выручали его из безвыходных положений.
— Станишники, братцы! Обложили нас! Нам теперича терять неча! Будем биться не на живот, а на смерть! Потому — целься лучше, штоб ни одной пули даром! А ты, Хакимка, валяй за мной! Мы щас энтим сукам феерверку устроим…
Атаман сдвинул тяжелый топчан и, поддев за металлическую скобу деревянную крышку, распахнул вход в подземелье. Стал спускаться по шаткой лестнице. Хаким последовал за бачкой Крестом.
Добравшись до пещеры, служившей сокровищницей и пороховым складом, татарин не сдержал возгласа восхищения, точно никогда впредь здесь не бывал. Коптилка с тюленьим жиром, зажженная атаманом, слабо освещала подземелье. Но даже этот неровный свет позволял разглядеть богатства, которые были собраны здесь за годы разбойничьей жизни. Большую часть пещеры занимали тюки с пушниной, связки ковров и дорогих тканей. Они лежали в пещере годами, как будто хозяина сокровищ вовсе не волновало, что подземная сырость может оказаться губительной для добычи. Сундуки, окованные медью, корзины, в которых насыпаны монеты разной чеканки…
Сколько бы раз ни видел это Хаким, у него всегда дух захватывало! Но что же хочет сделать бачка со всем этим добром?
Однако атаман направился не к сокровищам, а в дальний угол, где, накрытые просмоленной парусиной, теснились бочонки с порохом.
— Открывай, живо! — приказал он Хакиму, кивнув на один из бочонков.
Пока татарин возился с крышкой, Крест протиснулся к стене пещеры, завешенной циновкой, и сорвал эту занавеску. Открылась черная дыра высотой в человеческий рост.
«Потайной ход… — догадался Хаким. Он, несмотря на близость к атаману, ничего об этом лазе не знал. — Ай, хитрый бачка Крест! Все предусмотрел, слава Аллаху!»
Между тем атаман вернулся к помощнику, снял у того с головы малахай и наполнил его порохом. Потом взял в свободную руку коптилку и стал продвигаться к лазу, высыпая порох из шапки непрерывной полосой.
Только теперь до Хакима дошло: «Бачка хочет взорвать жило! А как же меха, золото, ковры, мечты о богатой жизни?» Ему захотелось броситься к сундукам, набить карманы монетами…
— Хакимка! — донесся из подземной галереи сердитый голос. — Ты че застрял, чертова кукла! Порох неси, живее! — И, догадавшись о мыслях помощника, атаман добавил: — Шут с ним, с добром, не до того щас! Чай не о двух головах на свет родимся — свою поберечь надо!
— У, шайтан! — сплюнул в сторону сокровищ татарин. Не раздумывая больше ни о брошенном богатстве, ни об оставленных наверху сотоварищах, схватил бочонок и полез за своим повелителем.
Когда атаман и Хаким, передвигаясь по проходу — где в полный рост, где на карачках, — выбрались на белый свет саженях в шестидесяти от атаманова жила, барак уже был окружен нападавшими. Из него еще раздавались редкие выстрелы, но было ясно, что скоро конец.
— Прости меня, Господи, грешника! — широко перекрестился атаман и поднес пламя коптилки к пороховой ленте, убегающей в подземелье. — Слушай, Хаким, татарская твоя башка! Как только рванет, беги за мной со всей мочи к скальному проходу… Там, у океана, — брат Иннокентий и шхуна Барбера! В них наша надежа, понял?
Хаким преданно кивнул, растянув в улыбке гнилозубый рот и раздувая рваные ноздри.
«Этот точно не предаст», — что-то похожее на признательность промелькнуло в душе атамана.
Взрыв потряс долину. Земля под Крестом и его помощником заходила ходуном, как это бывает при землетрясении. Взлетели в воздух остатки жила и всех, кто находился в нем и поблизости.
Крест и Хаким кинулись напрямик, в гущу ошарашенных взрывом врагов, — атаман с саблей и пистолетом, татарин — с подхваченным на бегу чьим-то пехотным ружьем.
Бросок разбойников был столь неожиданным и стремительным, что им удалось прорваться, не столкнувшись напрямую ни с одним из нападавших.
Когда же дым и пыль развеялись, беглецы были далеко. Их заметили у скального прохода, открыли пальбу, но расстояние было слишком большим.
— Ну-ка, глянь-ка, кто убег? — протянул зрительную трубу петропавловскому кабатчику капитан Федотов.
Бывший крестовский соглядатай приложил волшебное стекло к глазу и злорадно заметил:
— Никак сам атаман в бега подался, вашбродь!
— Чего лыбишься, гад! — Федотов сунул кулаком кабатчику в губы и, стряхивая капли крови с перчатки, бросил казачьему старшине: — Твои упустили! Раззявы… Чего стоишь? Догнать и доставить мне живым или мертвым!
Полтора десятка казаков, у которых имелся свой зуб на атамана, бросились в погоню, а гренадеры разбрелись по лагерю, выискивая уцелевших ватажников и стаскивая в кучу убитых.
…Около часа продолжался гон Креста и Хакима по каменному коридору, ведущему к океану. Расстояние между ними и казаками то сокращалось до расстояния двух полетов пули, то снова увеличивалось до полуверсты, но и те, и другие все время видели друг друга.
— Прицепились, аки репей к заднице, мать их… — задыхаясь, матерился Крест, но бега не сбавлял.
Жилистый, но коротконогий Хаким едва поспевал за бачкой Крестом.
— Нам токмо до залива добраться! А там уж сэр Генри и Иннокентий помогут, не выдадут! Мы еще посмотрим, чья возьмет! — будоражил себе и помощнику кровь атаман.
Если правильно говорят, что семь верст до небес и все — лесом, то дорога к океану показалась уставшим ватажникам еще длиннее. Они преодолели скальный проход, поляну и лесной массив, в котором умудрились-таки оторваться от казаков. Но, только выбежав на покрытый крупной галькой берег, атаман позволил себе вздохнуть с облегчением — на глади залива, в полумиле от берега, стояла шхуна с подобранными парусами — судно, вне всякого сомнения, принадлежало их старому союзнику Барберу.
— Спасены, Хакимка! Будем жить!.. — Атаман забежал в пену прибоя и заорал во всю мощь своих легких: — Эге-гей! На палубе! Спускай шлюпку! Сэр Генри! Иннокентий! Это я — Крест! — в довершение всего атаман выпалил из пистолета, не думая уже, что выдает свое место преследователям.
