Густав Эмар - Флибустьеры
— Да, да, верно, я вижу.
— Надо узнать, что мне хотят сообщить! — воскликнул он громко и взялся за карабин.
— О! Дон Марсиаль, умоляю вас, будьте осторожны, будьте благоразумны. Подумайте обо мне, — прибавила она с беспокойством.
— Не волнуйтесь, донья Анита, я слишком опытный охотник, чтобы попасться на какую-нибудь грубую уловку. Я мигом.
И не слушая более молодой девушки, которая старалась мольбами и слезами удержать его, дон Марсиаль быстро поднялся и сбежал, чутко прислушиваясь ко всему окружающему, с холма.
Спустившись вниз, Тигреро остановился, чтобы осмотреться. Бивак был расположен на расстоянии двух полетов стрелы от берега Рио-Хилы, почти напротив большого острова, представляющего собой громадный обломок скалы, несколько напоминающий своими очертаниями человеческую фигуру, почему индейцы называли его Господином Человеческой Жизни.
Во время своих набегов на мексиканские территории индейцы никогда не забывали останавливаться на этом острове, чтобы принести жертву — обряд, состоящий в том, что в воду бросались с подходящими к случаю плясками такие предметы, как табак, волосы и птичьи перья.
Эта скала издали имеет чрезвычайно живописный вид. Здесь расположены две естественные пещеры, каждая около сорока шагов в ширину, стены их вверху сходятся в виде свода.
Что особенно возбудило любопытство Тигреро и заставило его убедиться в значении замеченного им сигнала, так это то обстоятельство, что сигнал посылался с описанного здесь острова. Этого он никак не мог объяснить себе, так как знал, что индейцы испытывают к этому месту религиозный страх, и ни один индейский воин, как бы храбр он ни был, не осмелится перебраться на него ночью. Это и подбивало его разгадать тайну.
Высокая жесткая трава буйно разрослась до самого берега реки. Скрываясь сначала в траве, затем в густой чаще корнепусков, лиан, плюща, Тигреро незаметно проскользнул к самому краю воды и так тихо зашел в нее, что самое чуткое ухо не могло бы слышать его движения.
Погрузившись в воду, он поплыл к острову, работая одной рукой, а другой держа над водой карабин. Скоро он достиг того места, где хотел выйти на берег.
Выбравшись на остров, он пополз между кустами, прислушиваясь к малейшему шуму и внимательно вглядываясь в густую тьму.
Он никого не увидел, ничего не услышал и направился к одной из пещер, перед входом в которую он заметил горевший костер. Около костра сидел человек, подперев рукой подбородок, и так спокойно курил, как будто он находился в пулькерии в Гуаймасе.
Дон Марсиаль с минуту вглядывался в этого человека, но затем, едва сдержав радостное восклицание, быстро, уже больше не скрываясь, подошел к нему.
В сидевшем у костра он узнал своего доверенного, леперо Кукареса.
Шаги приближавшегося Тигреро заставили того быстро обернуться.
— Э! Добро пожаловать, дон Марсиаль! — воскликнул он. — Вот уже целый час я бьюсь, подаю вам сигналы, какие только могу, а вы даже не замечаете их.
— Compadre, — весело отвечал дон Марсиаль, — если бы я знал, что это ты, то давно был бы тут, но я вовсе и не ожидал тебя…
— Вы правы. Мы находимся в местах, где никакая предосторожность не помешает.
— Ну, есть что-то новое? — обратился к нему с вопросом Тигреро, садясь перед огнем, чтобы обсушиться.
— Caspita! Есть ли что-то новое?! Да разве я был бы здесь, если бы не было ничего нового?
— Это правда. Ты хороший товарищ; благодарю, что ты пришел. Ты знаешь, что память у меня хорошая.
— Я знаю это.
— Ну, к делу. Что хочешь ты рассказать мне нового?
— Спрашивайте.
— Дурные или хорошие вести принес ты?
— Превосходные! Вы это сейчас увидите.
— Слава Богу, если это так. Возьми этот перстень. Я должен был бы отдать его тебе, когда мы закончим дело, но будь уверен, что при окончательном расчете я найду что-нибудь другое, что понравится тебе так же, как этот перстень.
Глаза леперо загорелись от жадности. Он схватил перстень и присоединил его к тем драгоценностям, которые получил от дона Марсиаля несколько дней тому назад.
— Благодарю, — проговорил он. — Какое счастье иметь с вами дело. Ничего не скажешь, вы не скряга!
— Ну, какие новости?
— Их мало, но они хорошие. Сеньор граф в отчаянии от исчезновения своей невесты, которую, он полагает, похитили апачи. Он покинул асиенду во главе своего отряда и теперь мечется по прерии во всех направлениях, гоняясь за Черным Медведем.
— Благодарение Богу! Это самая лучшая новость, которую ты только мог принести мне. А ты сам, что думаешь делать ты?
— Э! Разве между нами не было условлено, что граф…
— Конечно, — живо перебил его Тигреро. — Но для этого его, прежде всего, нужно встретить, а это в настоящее время, я думаю, нелегко.
— Напротив.
— Ну, как же?
— Сеньор дон Марсиаль, вы совершенно несправедливо принимаете меня, кажется, за неотесанного мужика!
— Нисколько, compadre, нисколько, но…
— Да нет, я вижу, что это так… Ну ладно, только вы ошибаетесь, кабальеро, я вот сейчас вам докажу, что ошибаетесь. В течение нескольких часов, которые я провел на асиенде, я обращался ко всем с вопросами, и так как я объявил, что у меня очень важное письмо к графу, то никто не скрывал от меня ничего. Оказывается, апачи не только ничего не взяли, но французы так здорово их поколотили (хотя, заметим, они все-таки продолжают чувствовать немалый страх перед краснокожими), что индейцы отступили в самую глубь прерий к пустыне дель-Норте, к своим селениям, и граф, конечно, будет преследовать их.
— Да, ты мне это уже говорил.
— Ну вот, только едва ли граф решится углубиться в саму пустыню.
— Ну конечно, — согласился Тигреро и почувствовал, как дрожь пробежала по его телу при воспоминании об ужасах, таящихся в глубине американской пустыни.
— Значит, он может остановиться только в одном месте.
— В Каса-Гранде! — живо воскликнул дон Марсиаль.
— Совершенно верно! Вот я и уверен, что встречу его там.
— Заклинаю тебя Святым Телом Иисуса Христа, отправляйся туда.
— Я отправлюсь туда сразу же после вашего отъезда.
Тигреро с изумлением посмотрел на него.
— Великий Боже! — воскликнул он через минуту. — Да ты действительно умнейший человек, Кукарес. Как я счастлив, что не ошибся на твой счет!
— Что же делать, — скромно отвечал на это Кукарес, ехидно прищуривая глаза, — мне так нравится иметь дело с вами, что я не в силах в чем-либо вам отказать.
И оба они принялись хохотать, довольные тем, что так хорошо поняли друг друга.
— Теперь, когда мы обо всем переговорили и обо всем условились, нам остается только разойтись каждому в свою сторону, — предложил дон Марсиаль.
