Александр Дюма - Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 1
— Вы всегда шутите, любезный д’Артаньян, — отвечал Атос. — Неужели вы никогда не бросите этой дурной привычки?
— Почему же вы не в свите?
— Я не в свите потому, что не хочу этого.
— А почему вы не хотите?
— Потому что я не курьер, не посланник и не представитель короля французского, и мне не следует быть в свите иностранного короля.
— Черт возьми! Вы, однако, были при покойном короле, отце его…
— То было другое дело: он шел на смерть.
— Однако ваши услуги Карлу Второму…
— Я сделал только то, что должен был сделать. Вы знаете, я не люблю блеска. Пусть король Карл Второй оставит меня в покое и в тени, раз я ему не нужен; это всё, чего я прошу.
Д’Артаньян вздохнул.
— Что с вами? — спросил Атос. — Можно подумать, что счастливое возвращение короля в Лондон огорчает вас, друг мой? А ведь вы сделали для его величества по крайней мере столько же, сколько и я.
— Не правда ли? — спросил д’Артаньян со своим смехом гасконца. — Не правда ли, и я много сделал для его величества, хотя этого и не подозревают?
— Да, да! — отвечал Атос. — И король знает это, верьте мне, друг мой.
— Знает! — повторил мушкетер с горечью. — Черт возьми, я в этом не сомневался, но сейчас постарался забыть!
— Но он не забудет, уверяю вас!
— Вы говорите так только затем, чтобы утешить меня, Атос!
— В чем же?
— Черт возьми! А мои издержки? Я разорился, мой друг, совершенно разорился из-за восстановления этого принца, который сейчас проскакал на буланой лошадке.
— Король не знает, что вы разорились, друг мой, но он знает, что многим обязан вам.
— Что мне в этом, Атос, подумайте! Я вам отдаю полную справедливость: вы сделали все, что могли. Но ведь именно я привел к благополучному концу все ваши замыслы, хотя с первого взгляда кажется, что я мешал их успеху. Следите за ходом моих рассуждений: все ваши доводы и вся ваша кротость, наверное, не убедили бы генерала Монка; а я так жестоко обошелся с ним, что доставил вашему принцу случай щегольнуть благородством. Только из-за моего счастливого промаха он смог проявить великодушие; а за великодушие Монк заплатил Карлу, возвратив ему трон.
— Все это, друг мой, сущая правда, — отвечал Атос.
— И что же? Хотя это сущая правда, однако, любезный друг, я ворочусь домой, обласканный Монком, который называет меня беспрестанно «любезным капитаном», хотя я ему вовсе не любезен и не капитан, любимый королем, который уже забыл мое имя; я человек, проклинаемый солдатами, которых я соблазнил обещаниями крупной награды, осуждаемый славным Планше, у которого я взял часть его состояния.
— Как так? При чем тут Планше?
— А вот при чем. Монк воображает, что он призвал этого разодетого, улыбающегося, обожаемого короля; вы воображаете, что поддержали его; я думаю, что доставил ему победу; народу кажется, что он отвоевал его; сам он воображает, что достиг цели переговорами. Все это неправда: Карл Второй, король Англии, Шотландии и Ирландии, восстановлен французским лавочником по имени Планше, живущим на Ломбардской улице. Вот что значит величие! Суета сует! — как говорит Писание.
Атос невольно улыбнулся.
— Любезный д’Артаньян, — сказал он, дружески пожимая руку мушкетера, — неужели вы перестали быть философом? Неужели вас не утешает мысль, что вы спасли мне жизнь, подоспев так счастливо с Монком, когда эти окаянные приверженцы парламента хотели сжечь меня живьем?
— Вы отчасти сами заслужили такое наказание, дорогой граф.
— За что? За спасение миллиона, принадлежавшего его величеству королю Карлу?
— Какого миллиона?
— Да, ведь вы ничего не знаете о нем, друг мой! Но не сердитесь на меня; это была не моя тайна. Слово «Remember!», которое сказал Карл Первый на эшафоте…
— И которое значит помни!..
— Именно так. Слово это значило: «Помните, что в ньюкаслских погребах спрятан миллион и что это золото принадлежит моему сыну».
— А, теперь понимаю!.. Понимаю также — и это всего хуже, — что каждый раз, как Карл Второй вспоминает обо мне, он говорит самому себе: «Этот человек чуть не заставил меня потерять корону. К счастью, я был великодушен, благороден, полон присутствия духа». Вот что думает обо мне и о короле молодой дворянин в черном поношенном платье, который в Блуаском замке просил меня со шляпой в руке впустить его в кабинет короля французского.
— Д’Артаньян, д’Артаньян! — сказал Атос, кладя руку на плечо мушкетера. — Вы несправедливы.
— Я имею право на это.
— Нет, вы не знаете будущего.
Д’Артаньян пристально посмотрел на друга и расхохотался.
— Признаюсь, любезный Атос, — заметил он, — у вас попадаются великолепные выражения. Я слыхал такие только от вас и от кардинала Мазарини.
Атос сделал протестующий жест.
— Извините, друг мой, если я оскорбил вас, — продолжал д’Артаньян с улыбкой. — Будущее! Как хороши слова, которые много обещают! Как приятно жевать их, когда нечего есть! Черт возьми! Я слышал пропасть многообещающих слов. Когда же я услышу хоть одно слово, которое исполняет обещание! Но оставим это, — молвил д’Артаньян. — Что вы делаете здесь, любезный Атос? Вы казначей короля?
— Как! Казначей? Почему?
— А как же? У короля есть миллион, стало быть, ему нужен казначей. У французского короля ровно ничего нет; однако у него есть суперинтендант финансов, господин Фуке. Впрочем, надо признать, что зато у господина Фуке есть несколько миллиончиков.
— О, наш миллион давно уже истрачен, — сказал Атос и рассмеялся, в свою очередь.
— Понимаю: он пошел на бархат, атлас, брильянты, на перья всяких сортов и цветов. Все это семейство очень нуждалось в портных и белошвейках. Помните, Атос, сколько мы тратили на одежду во времена сражений под Ла-Рошелью, перед тем как вступить на конях в город? Две или три тысячи ливров. Но ведь на королевское платье нужно ткани больше, тут истратишь миллион… Скажите по крайней мере, Атос, если вы и не казначей, то все-таки вы имеете вес при дворе?
— Клянусь честью, сам не знаю, — отвечал Атос просто.
— Неужели не знаете?
— Нет, я после Дувра не видал короля.
— А, он забыл и вас! Черт возьми! Недурно!
— У его величества столько дел!
— О! — вскричал д’Артаньян, со свойственной ему одному тонкой усмешкой. — Клянусь честью, я начинаю снова любить монсеньора Джулио Мазарини. Как! Король не видал вас, Атос?
— Нет.
— И вы не сердитесь?
— За что? Вы, кажется, думаете, любезный д’Артаньян, что я поступил таким образом ради короля? Да я совсем не знаю его. Я защищал отца, который олицетворял для меня священное начало, и я склонился в сторону сына опять-таки из приверженности тому же принципу. Я сделал все это ради его отца, который был достойный рыцарь, благороднейший человек, вы помните?
