Розалинда Лейкер - Венецианская маска. Книга 1

Мариэтта и Доменико обменялись взглядами — и он, и она хорошо знали предысторию возникновения этого заведения. Как и ожидалось, монахиня продолжила выдвигать обвинения против этого бесчеловечного обычая, введенного теми самовлюбленными покровителями, которые имели обыкновение нарекать детей Пылью, Камнями или Виселицами или же иными унизительными кличками, чтобы они служили вечным напоминанием об их низком происхождении.

Мариэтта тоже решила высказаться по этому поводу.

— Что же касается меня, я благодарна тем, кто добился запрета на этот варварский обычай много лет назад.

Сестра Джаккомина гордо улыбнулась.

— В твоем случае, дитя мое, как когда-то сказал один знаменитый английский писатель, как розу ни назови, она все равно будет благоухать, как роза. — Она повернулась к Доменико со словами благодарности, когда тот тактично положил рядом с одним из фолиантов и увеличительное стекло, достав его из ящика стола. — О, вот как раз то, что мне понадобится! — воскликнула она.

— Если вы не возражаете, сестра, — сказал Доменико, — то я оставлю вас наедине с этими чудесными книгами, а мы с Мариэттой тем временем пройдемся немного по дворцу.

Лицо сестры Джаккомины выразило нерешительность, потом, видимо, вспомнив, что синьор Торризи — один из попечителей Оспедале, и, следовательно, никак не может пребывать в иной роли, как блюстителя добродетели, прививаемой их заведением, кивнула в знак согласия. — Конечно, конечно, я просто не в силах оторваться от созерцания этого чуда.

Откровенно говоря, Мариэтта тоже не жаждала уходить, но как отказать Доменико Торризи? Он провел ее в одну из угловых гостиных, окна которой выходили на канал Гранде, на стенах нежно-медового цвета висело изумительное по своей красоте полотно, изображавшее Зефира и Флору. Как и везде в этом доме, очарование интерьеру придавали мерцавшие в дорогих массивных подсвечниках свечи, а так как гостиная не была большой, в ней царила атмосфера интимности. В распахнутые настежь окна врывалась майская ночь. Мариэтта сидела в одном из кресел, откуда хорошо просматривалось усыпанное звездами небо, Доменико придвинул поближе к ней свое кресло. Как всегда, всюду звучала музыка. Медленно обмахиваясь веером, Мариэтта прислушалась. Веер ей подарил один из многочисленных богатых почитателей, и бриллианты, украшавшие его, играли в свете мерцавших свечей. Она ни на секунду не забывала о том, можно ли ожидать от него вольностей; его рука, однако, покоилась на золоченой резной спинке кресла за ее спиной. Несмотря на скрещенные ноги и лениво-безмятежное выражение лица, чувствовалось, что человек этот внутренне натянут как струна. Он сосредоточенно ждал. Но чего? И в эту минуту Мариэтта, как никогда раньше, поняла, насколько же красив этот мужчина.

— В моей жизни было не очень много музыки, до тех пор пока я не приехала сюда, в Венецию, — заговорила она, чтобы хоть как-то нарушить напряженное молчание, возникшее между ними. — Разве что, когда пела сама.

— Не так давно довелось побывать в той деревеньке, откуда вы родом.

— Вот как! — Она сообразила, что Доменико мог бы осведомиться о ее происхождении из бумаг, хранившихся в Оспедале, доступ к которым он, будучи членом директората, имел всегда. Впервые за много лет ее пронзила сладкая ностальгическая боль по времени, невозвратно канувшему в прошлое, не покидавшее ее на протяжении всего сегодняшнего вечера. — И как же там сейчас? — Она ведь до сих пор так и не была там.

— Промысел масок процветает по-прежнему. Вы не хотите туда съездить?

Мариэтта улыбнулась. Ей пришло в голову, что есть что-то, о чем ему никак не узнать из ее метрик. Может быть, именно сейчас и стоило ему сказать об этом.

— Да, мне хотелось бы еще раз взглянуть на ту мастерскую, где мы вместе с матерью провели столько времени и где мне в руки попалась ваша золоченая маска. — Хотя она не смотрела на него, но сказав это, сразу почувствовала, какой эффект произвели ее слова, потому что зашуршал его шелковый сюртук, когда он инстинктивно подался вперед.

Не говоря ни слова, Доменико сосредоточенно слушал, как она перечислила все доводы, заставившие ее прийти к такому заключению о том, что это была та самая маска. Она не стала спрашивать его, с какой целью он заказал ее. Если он пожелает рассказать ей об этом, то непременно сделает это и без ее просьб.

— Стало быть, — заключила она, — есть ниточка, нас связывающая. — Она повернулась к нему. — И она возникла ещё задолго до того, как вы торжественно поклялись не выдавать меня руководству Оспедале.

Доменико Торризи, человек логики и холодного расчета, воспринимал эту историю не более как стечением обстоятельств, совпадением, но тем не менее не мог не понять, что все постепенно прояснилось, и этому совпадению тоже было уготовано определенное место. Анджела, во всем восприимчивая и быстро реагирующая, крайне редко ошибалась в определении характера человека и не раз предостерегала его от проявления всякого рода недоброжелательства в делах государственной политики.

— Я отвезу вас в вашу деревню, Мариэтта. Это можно устроить.

Она покачала головой.

— Я очень благодарна вам за это, но не стоит. Если я соберусь поехать туда, то только тогда, когда настанет время.

— Не раньше, чем вы покинете Оспедале?

— Да, скорее всего, именно так.

— А вы уже решили, чем собираетесь заниматься в жизни?

Мариэтта, кивнув, стала смотреть в окно.

— В мои планы не входит оставаться в Оспедале долго, года два, не больше. А затем начну выступать с концертами и ездить по всей Европе.

— А как насчет замужества?

— Оно не занимает меня. Тот человек, за которого я хотела выйти замуж, не вернулся ко мне.

— Вы имеете в виду этого француза? — вопрос прозвучал скорее как утверждение. После того знаменательного вечера, после ридотто, Доменико, желая утолить растущий интерес Анджелы к этой истории, послал по пятам Аликса и Мариэтты одного из самых опытных своих шпиков, и тот сопровождал их буквально повсюду. И когда план их бегства провалился, сердце Анджелы было готово разорваться от сочувствия. Именно тогда у нее созрело решение бывать на всех концертах, где пела Мариэтта. Доменико, будучи привычным к подобным вывертам супруги, не стал задавать вопросы, и когда она стала требовать, чтобы они непременно были в масках, хотя желание Анджелы видеть его в бауте, а не в знаменитой и любимой им золоченой маске, приводило его в недоумение. А когда пришло сообщение из Лиона, что Дегранж собирается жениться на другой, он решил поставить точку на слежке, и дело попало под сукно. Но ведь Мариэтта ничего об этом не знала.