Вера Космолинская - Смех баньши
— О, хочешь уточнить? — усмехнулся я. — Ради бога!
— Какого? — едко спросил Мельвас.
— Какого угодно!
Я улыбаясь вышел из-за камня и изобразил подобие ждущих его радостных объятий.
— Давай, Мельвас! Или так и останешься в толпе?
Мельваса бросило в жар. Он быстро вышел вперед.
— Рано радуешься. Проиграй сейчас, и я еще посмеюсь, бросив тебя в жертвенный огонь, драконий ублюдок!
— Рассказывай драконам об огне! — насмешливо воскликнул я. — Валяй, пока можешь!
На всякий случай, чтобы камень не оставался без присмотра и в суматохе не был поврежден, Олаф прошел к нему и нахально уселся на алтарь. Похоже, мы вчетвером еще сыграем во всадников Апокалипсиса. Бедный этот мир. Впрочем, намного хуже ему уже не станет.
Мельвас свалял дурака решив подраться. Даже светлая память Галапаса ему не помогла. Правда, настроение у меня было сегодня отнюдь не мрачное — ему повезло. Несколько минут он яростно бился как муха в стекло, использовав и несколько удивительно подлых трюков по этим временам, но цели так и не достиг, добившись лишь появления пены в углах своего рта. То, что было написано на его лице, больше всего напоминало помешательство. Действительно — строить такие планы, всю жизнь утверждать свою власть и образ мыслей, добиваться расположения богов, иметь тому неопровержимые свидетельства в раскатах грома, гремящего точно вовремя, быть сильнейшим или одним из таковых, внушать страх, и вдруг — словно налететь на каменную стену в тот момент, когда можно было бы получить почти все… Даже жутко представить, что можно при этом чувствовать. Впрочем, те кого он обычно давил по дороге, тоже от радости не прыгали.
Яростные атаки все больше превращались в атаки сумасшедшего, все меньше и меньше заботящегося о собственной безопасности, для которого свет сошелся клином на уничтожении или самоуничтожении. Я начал слегка беспокоиться — а так ли уж крепок этот священный меч, проторчавший несколько лет все же в отнюдь не музейных условиях. Пора было кончать комедию. Я сделал небольшой финт и внезапно оказался у Мельваса за спиной и чуть сбоку, приставив острие Экскалибура к его шее, под челюстью. Возможно, острие было тупее чем следовало бы, но Мельвас замер в странном полусогнутом положении, решив, должно быть, что наполовину тупое все же наполовину острое, а может, он был просто потрясен самим фактом того, что такое могло с ним случиться.
Дальше все пошло еще хуже. Раздались голоса, шум, и во дворик хлынул народ. Удивительно, как они не снесли ограду. Кадор, Константин, Лот, Моргейза, граф Эктор, графиня Элейн, Гвенивер, Бран, Блэс, Маэгон, Дерелл, и прочая, и прочая, и прочая, друиды, священники, воины, землепашцы, торговки пирожками с прошлогодним крыжовником… — весь пестрый человеческий коктейль. Слегка ошеломленный столь бурным вторжением, я слегка дрогнул и, наверное, потерял бы контроль над противником, но — из толпы донеслись истерические взвизгивания, она расступилась, и сквозь нее промчался белый рычащий клубок мускулов с кроваво-красными глазами и крысиным хвостиком, и с захлебывающимся лаем обрушился на Мельваса.
Это был конец. Мельвас вскрикнул, шарахнулся, споткнулся и полетел на землю.
— Назад, Кабал! — прикрикнул я, пытаясь схватить пса за ошейник.
Кабал весело тявкнул и заюлил вокруг, виляя хвостом, преданно заглядывая в глаза, подпрыгивая и норовя лизнуть в нос, по своему обыкновению. Полагаю, картинка была лишена особенного королевского достоинства, но от толпы донесся трепещущий стон, как если бы мне удалось приручить саму костлявую с косой. Потом почти вся эта людская волна ухнула вниз, попадав на колени.
Поглядев на это волнующееся живое море, я ощутил под ложечкой мгновенный укол холода и запоздалую панику. Действительно ли я понимал, на что напросился своей выходкой? А впрочем, что на свете стоит того, чтобы всерьез что-то обдумывать?! Кабал наконец чуть успокоился, я встряхнул головой, улыбнулся и выпрямился, безмятежно встречая всю эту чушь о Красном Драконе. Эти слова неслись отовсюду. Ну конечно — уже потрепанный красный плащ, рыжие волосы, и в руках священный меч «королей от Бога». А больше никто ничего ровным счетом обо мне не знал. Никакого прошлого — пустота и легкость, все испарилось в солнечных лучах.
Мельвас, кажется, все еще ждал, что я его прикончу. Но я отозвал Кабала вовсе не для того, чтобы тот не путался под мечом.
— Король Клайдский, — позвал я и протянул руку, чем окончательно ввел его мысли в ступор. — Встань. Прежней жизни ты уже лишился. Сегодня мир станет другим, и ты тоже. Теперь никто не сможет быть вернее тебя. Довольно нам лить бриттскую кровь. Пока мы сами истребляем друг друга, ветер с моря готов смести нас всех без разбора. Так позволим ли мы ему это? Поднимись, брат мой, король.
Я обхватил его запястье и помог ему подняться на ноги, с интересом пристально глядя в глаза. Он оказался слишком ошеломлен, чтобы отнестись к моим словам критически. Какое-то время он будет под впечатлением. Вот и славно.
Как и все остальные.
Стоило ли стараться? Только я поднял Мельваса, как он тут же упал на колени. При этом на лице его отразилось неописуемое изумление — он сам от себя такого не ожидал.
— Ты не человек, — вырвалось у него тихим хрипом.
Я приподнял бровь.
— Разве?
— Глазам дракона сотни лет, — сказал он. — Я бы не склонился перед мальчишкой, что бы он ни сделал, какие бы ни говорил слова. Но ты, дракон, прими мою жизнь. Мои боги от меня отвернулись.
Я ответил ему кивком. Кельты всегда любили поэтические преувеличения. Я снова поглядел на толпу перед собой — лица отмеченные страхом, надеждой, смущением, сомнением, экстазом, целый калейдоскоп лиц. Ничего особенного не значащих. Кроме нескольких. Фризиан, подавляющий усмешку, чуть укоризненно качающий головой, потом вдруг весело подмигнувший. Уверен, он был не против этой игры. Гамлет, закатывавший глаза, попытался нахмуриться, а потом неудержимо захихикал, приведя в недоумение тех, кто оказался рядом. Слегка обернувшись, посмотрел на Олафа, все еще сидевшего в охранных целях на алтаре. Олаф пожал плечами, скорчив неопределенную рожицу, потом чуть вздрогнул, подавив внутренний смешок и быстро показал большой палец, направленный вверх. Затем несколько раз повернул его вниз и снова вверх. Мол, весело, конечно, но и проблем куча себе на голову.
Ладно, тут все в порядке. А вот и Гвенивер — глаза широко распахнуты и восторженно светятся, на губах блуждает вспыхивающая изумленная улыбка. Я встретил ее сияющий взгляд как еще один кружащий голову бокал искрящегося шампанского, а потом украдкой глянул в другую сторону, на королеву Моргейзу, и будто получил пощечину, столкнувшись с зарядом неожиданной концентрированной ненависти в ледяных синих глазах.
