Мартин Стивен - Крайняя мера
— Я заметил, что худею на глазах, и хороший обед мне просто необходим, — заявил Грэшем, ставя на место пустой кувшин. — Пожалуй, я представлюсь твоим шотландским кузеном, приехавшим с севера в надежде на хорошую поживу, так как в Лондоне снова питают горячую любовь к шотландцам. По такому случаю молодой Кейтсби с радостью распорядится поставить еще один прибор, чтобы твой родственник смог вкусить все радости жизни в обществе знати.
— Надеюсь, у тебя правильный шотландский акцент? — хмыкнул Джонсон.
Он бросил вопросительный взгляд на Джейн, а когда та отошла в сторону, подошел к столу, наполнил два стакана дешевым хересом и предложил один Грэшему, но тот вежливо отказался. Джонсон сделал спасительный глоток из собственного стакана, а порцию Грэшема отдал Маниону.
— А, понимаю, ты хочешь стать невидимкой. — Эту фразу Джонсон произносил всегда, когда Грэшем хотел остаться неузнанным. — Но почему такой внезапный интерес к моим друзьям?
— А разве Роберт Кейтсби твой друг?
Джонсон тяжело шлепнулся на табурет и, устремив на Джейн испытывающий взгляд и вопросительно приподняв брови, бросил ей через стол несколько исписанных листков, которые девушка поймала на лету, понимающе кивнула и, забившись в уголок, тут же приступила к чтению новой пьесы Бена Джонсона.
— В высшей степени неправильно и несправедливо, что такое прекрасное создание наделено еще и недюжинным умом, — сварливо пробурчал Джонсон, меняя тему разговора. — Слепая фортуна по-прежнему раздает свои дары тем, кто не умеет ими пользоваться.
— Это Кейтсби прекрасное создание? — с невинным видом осведомился Грэшем, притворяясь, что не замечает попыток друга уйти от интересующей его темы.
— Да не он, несчастный ты глупец, а она! Этот ангел, который по ошибке достался старому и мерзкому сатиру. Возможно, она надеется тебя перевоспитать. Красивые женщины всегда стремятся наставить на путь истинный пропащих мужчин, — заявил Джонсон, с надеждой поглядывая на Джейн, которая углубилась в чтение рукописей и не замечала ничего вокруг.
— А я-то думал, что больше всего ты ценишь в ней честность. — Как-то раз между Джонсоном и Джейн вспыхнула ссора, когда девушка подвергла жестокой критике одно из творений поэта. Джонсон обозвал ее лживой шлюхой и разбил о стену добротный табурет, после чего Грэшем пробил ему голову. В результате Джонсон переписал пьесу, что не ускользнуло от глаз Генри. — Но ты не ответил на мой вопрос. Кейтсби твой друг?
— Я знаком с ним, как и все люди моей веры. Друг ли он мне? Едва ли. Ведь я решительно не согласен, что солнце, согревающее сей грешный мир, светит из его задницы, а это обязательное условие для любого, кто ищет дружбы Робина. Кейтсби иногда не делает различия между преклонением перед Спасителем и им самим, путая себя со Всевышним. Он плохо влияет на молодежь, но зато устраивает великолепные пиры, а я замечательный гость. — Он бросил тоскливый взгляд на пустой стакан. — Там соберутся одни католики. Ты охотишься за католиками, и твое присутствие за нашим столом может причинить вред нашей вере?
Грэшем на мгновение задумался. Если он раскроет заговор о похищении короля, возмездие обрушится на головы заговорщиков, но не на католическую веру. Гораздо хуже, если заговор удастся.
— Для твоей веры опасности нет, а для некоторых людей, исповедующих ее, угроза, несомненно, существует, как и для тебя самого, Бен, если ты намерен бунтовать против государственной власти. — Несмотря на шутливый тон, ответ Грэшема прозвучал вполне серьезно.
— Это я-то мятежник?! — разразился хохотом Джонсон. — Господи, помилуй! Разве мало в моей жизни бед и напастей, чтобы испытывать судьбу?
Бен Джонсон слыл болтуном, обжорой и пьяницей и имел ужасную репутацию, но Грэшем никогда не слышал, чтобы он выдал доверенную ему тайну. Во всяком случае, тайны Грэшема Джонсон свято хранил. Однажды Генри спас его от судебных приставов и выкупил из долговой тюрьмы. За долгие годы между двумя мужчинами накопилось множество старых и совсем новых тайн, и благодаря наличию первых разглашать вторые не было никакого резона. Джейн распорядилась отнести в прачечную огромный мешок с грязным бельем. Рукописи Джонсона девушка забрала с собой, намереваясь скрасить с их помощью тоскливое пребывание в Альзации.
— Идти на этот обед рискованно, — равнодушно заметил Манион по возвращении в Альзацию, и он был абсолютно прав.
Несмотря на то что Лондон был огромным городом, все представители высшего общества знали друг друга и, так или иначе, встречались и общались между собой. Грэшем полагал, что гости Кейтсби вряд ли его узнают, но прежде чем появиться в их компании, благоразумнее изменить внешность. Прибегая к маскараду, Грэшем руководствовался двумя принципами: либо оставлял свою внешность почти без изменений, либо появлялся перед окружающими совершенно в новом обличье. На сей раз он решил следовать второму принципу.
— Сиди тихо! — раздраженно прикрикнула Джейн, заканчивая окрашивание волос и бороды, которые из темных превратились в рыжеватые, а вернее — совсем рыжие.
Грим сначала нанесли только на лицо, шею и руки, но по настоянию Джейн и несмотря на яростные протесты Генри, намазали все тело, после чего кожа у него стала темной, как у мавра. Грэшем не стриг бороды с тех пор, как они уехали из дома, и теперь она торчала в разные стороны и, по словам Маниона, напоминала плохо скошенное поле. Грэшем пересмотрел свой богатый гардероб и выбрал костюм, который, по его мнению, предложил бы неотесанной деревенщине самый скверный местный портной, выдавая его за последний крик моды в Лондоне. Экстравагантный наряд дополняли повязка на глазу и огромный шотландский берет, совершенно не сочетающийся с одеждой.
— Первый раз в жизни я боюсь смерти, — грустно сказал Генри, когда Джейн наложила на бороду остатки краски, и тут же пожалел о своем желании подшутить над ней, увидев, как мгновенно угасло лицо девушки.
— С таким настроением идти нельзя. Ты должен…
Грэшем жестом прервал ее.
— Представляешь, что скажет мой портной, увидев меня в гробу в подобном наряде? — с притворным ужасом спросил Генри и едва не получил кулаком по голове. В последний момент Джейн остановил лишь страх испортить результат своих кропотливых трудов.
По дороге к назначенному месту Грэшему не давали прохода все лондонские мошенники, которые при виде шотландского деревенщины замирали от свалившегося на них счастья. Ему предлагали женщин и беспроигрышную карточную игру, заманивали в кегельбаны и заведения, где играют в кости и где только вчера какой-то счастливчик выиграл целое состояние, не уступающее всем сокровищам лорда Солсбери, обещали любовные утехи, о которых не смел мечтать и Самсон. Самые бойкие зазывалы сулили несметное богатство в сочетании со всеми мыслимыми и немыслимыми прелестями любви. Генри отбивался, как мог, и, добравшись наконец до трактира Уильяма Патрика, облегченно вздохнул. Джонсон имел обыкновение являться на обед раньше всех, чтобы в полной мере насладиться трапезой за чужой счет. Он встретил Грэшема с достойной одобрения сдержанностью, ничем не выдав изумления, и проводил к остальным гостям.
