Бернард Корнуэлл - 1356

— Я освободил тебя от клятвы. Можешь драться.

— В благодарность за то, что англичанин освободил меня от обета не драться с англичанами, я пойду и весело прирежу парочку англичан. Так, что ли?

Томас ухмыльнулся и пробежал взглядом собравшихся послушать монаха местных жителей. Мальчонка, по виду ровесник Хью, дразнил девчушку, задирая прутиком на ней юбку. Встретившись с Томасом глазами, сорванец присмирел и бросил палку.

— Думаешь, не врёт? — спросил друга Робби, — Была битва?

— Врёт.

В толпу ввинтились двое молодых людей в рясах с деревянными бочонками в руках, и монах громогласно призвал соотечественников жертвовать деньги:

— Наши храбрые воины получили раны! Они пострадали за Францию! Во имя христианской любви и сострадания наш долг — помочь им! Господь отплатит щедрым сторицей! За каждую монету — сотней!

— Мошенник, — сказал Томас Робби, — Придумал байку и сшибает под неё деньгу.

Эллекины двигались на север. К городам не совались, ведь где есть стена, там и арбалетчики найдутся, а Томас терять людей из-за нелепых случайностей не имел желания. Он начал забирать восточнее, надеясь наткнуться на земляков, и действительно встретил их в деревеньке с высокой, устремлённой к небесам церквушкой. Храм был единственным каменным строением, прочие состояли из глины, соломы и дерева. Имелись в селении кузня с горном на заднем дворе и постоялый двор. Подъезжая к селению, Томас приметил целый табун лошадей у водопоя на протекающем рядом с церковью ручье. Полсотни коней означали минимум два десятка бойцов, причём, как здраво предположил Томас, бойцов французских. Однако в следующий миг Хуктон узрел прислонённое к стене корчмы белое знамя с красным крестом святого Георгия и с лёгким сердцем повёл отряд в деревню.

— Свои! Англичане! — оповестил Томас высыпавших на площадь по тревоге латников.

— Святая Богородица! — размашисто перекрестился долговязый воин в жюпоне с золотым львом на усыпанном лилиями синем фоне, — Кто такие будете?

— Сэр Томас Хуктон, — представился лучник.

Он редко пользовался приставкой «сэр», на которую получил право после того, как герцог Нортхэмптон посвятил его в рыцари. Иногда, впрочем, она бывала полезна, как сейчас.

— Бенджамен Раймер, — назвался долговязый, — Мы служим герцогу Уорвику.

— Вы — дозор армии принца? — с надеждой спросил Томас.

— Ха! Эту самую армию мы и ищем!

Раймер поведал, что он и его латники отплыли из Саутгемптона, но их судёнышко отстало от флотилии, подряженной перевезти войска герцога в Гасконь.

— Поднялся ветер, чёртов шкипер запаниковал, и очутились мы в Испании. Остолопу понадобились два месяца, чтобы отремонтировать свою лохань и, наконец, доставить нас в Бордо, — Раймер покосился на лучников Томаса, — Знал бы ты друг, какое облегчение вновь оказаться под защитой добрых английских луков. Наши стрелки плыли на другом судне. Так ты тоже понятия не имеешь, где искать принца?

— Имею, но очень приблизительное, — признался Томас.

— Слепой ведёт слепого. Эля здесь днём с огнём не найти, зато нет недостатка в дурных вестях.

— Вино хоть есть?

— Есть, но дерьмовое. Тоже из Бордо двигаетесь?

Томас покачал головой:

— Мы с востока Гаскони.

— С местностью знаком?

— Не особенно.

— А куда ж ехать?

— На север. Последний слух, дошедший до меня, утверждал, что принц под Туром.

— Знать бы ещё, где этот самый Тур.

— На севере.

Томас слез с лошади и приказал своим:

— Коней расседлать, поводить и напоить. Через час выступаем.

Дальше оба отряда двигались вместе. Каким чудом Раймер ухитрился забраться так глубоко на вражескую территорию, Томас диву давался, особенно после того, как командир латников простодушно полюбопытствовал, зачем Хуктон высылает вперёд разведчиков?

— Здесь что, опасно?

— Здесь всегда опасно. Это же Франция.

Впрочем, враги их не беспокоили. Замеченный издалека замок объехали десятой дорогой. Из крепости их, наверняка, заметили, но попыток выяснить, кто они, не предприняли.

— Скорее всего, большая часть гарнизона ушла на север, — предположил Томас, — В замке осталась горстка, необходимая для его обороны.

— Молю Бога, чтобы мы не опоздали к сражению, — пробормотал Раймер.

— Молю святого Георгия, чтобы сражение не состоялось.

— Да нам побить их — раз плюнуть! — воскликнул Раймер.

Томас вспомнил Креси и промолчал. Чтобы отвлечься от мыслей о той битве, он начал думать о святом Жюньене. Где-то в этих местах находился монастырь с могилой святого. По крайней мере, так представлялось Томасу. Ландшафт менялся, холмы стали ниже, реки шире. Хуктон спрашивал дорогу в деревнях, у редких путников, но крестьяне чаще знали только, как доехать до следующей деревни, а, в лучшем случае, — до города, название которого лучник слышал первый раз в жизни.

— Мы направляемся в Пуатье? — осведомился у Томаса Роланд де Веррек на шестой день.

— Там принц, — сказал лучник с уверенностью, которой не испытывал на самом деле.

— А, может, потому, что там рядом Нуайе?

— Нуайе?

— Где похоронены бренные останки святого Жюньена.

— Ты там бывал?

— Нет. Так мы едем туда?

— Если это по пути — заглянем.

— Потому что ты ищешь «Ла Малис», ведь так?

Прозвучало, как обвинение.

— А «Ла Малис» существует?

— Я слышал, что существует.

— Кардинал Бессьер тоже верит в её существование. И доминиканцы. А мой сеньор, может, и не верит, но приказал мне её найти.

— Чтобы использовать против Франции? — взъярился Роланд.

Он примкнул к эллекинам; он согласился драться за них против армии короля Иоанна, но и первое и второе было ради Бертильи. В душе же Роланд оставался пламенным патриотом Франции. Так вот странно они и уживались в его сердце: Франция и Бертилья. Рыцарь обернулся и посмотрел на предмет своих воздыханий. Бертилья ехала рядом с Женевьевой. Томас изо всех сил противился участию в путешествии обеих женщин, но после того, как он разрешал своим бойцам взять в поездку подруг, Женевьева с Бертильей настояли на своём.

На севере рокотнул гром.

— Боишься, что я найду «Ла Малис»? — спросил Томас.

— Боюсь, что «Ла Малис» попадёт в лапы врагов Франции.

— А в чьи, по-твоему, руки мечу надлежит попасть? — полюбопытствовал Томас, — Церкви?

— Он был завещан церкви, — изрёк Роланд напыщенно, однако вспомнил отца Маршана и осёкся.

— Позволь, я кое-что тебе расскажу. Ты слышал о семи Тёмных паладинах?