Евгений Красницкий - Богам – божье, людям – людское
– Стратег… – поморщился в ответ Глеб, потом спохватился: – То есть как это баб с детишками отправляют? Корней что, Ратное сдавать собирается? Он что, совсем…
– Да не дергайся ты! – досадливо перебил Глеба Алексей. – Никто ничего сдавать не собирается! Стрелы тут будут летать, пожар может приключиться, да мало ли еще что! Очень тебе надо, чтобы во всем этом бабы да мелкота под ногами крутились? Уходят и хорошо – одной заботой меньше. Семен!
– Здесь, господин наставник! – звонким голосом отозвался Сенька.
– Пошли кого-нибудь из своих в крепость, пусть передаст… хотя зови гонца сюда, я ему сам все объясню.
– Слушаюсь, господин наставник!
Сенька отъехал чуть в сторонку и пронзительно свистнул, с того берега отозвались, и один из мальчишек сунулся было к мосткам, по которым редкой цепочкой, чтобы не повредить хлипкую конструкцию, каждый год обновляемую после весеннего ледохода, двигались отроки Младшей стражи. Его конечно же не пустили, и тогда мальчишка погнал коня через Пивень вплавь.
– Лихие у тебя гонцы, Семен! – улыбаясь, похвалил Алексей.
– Так наставник Тит учит строго: умри, но весть доставь! – отозвался Сенька, зардевшись от похвалы старшего наставника.
Пока Алексей втолковывал мокрому, но полному энтузиазма и готовности к подвигам гонцу, что и как надо сказать боярыне Анне Павловне, Мишка строил Младшую стражу на берегу и инструктировал урядников:
– Запевалы, вперед. Сейчас пройдем строем и с песнями через все село. Вид иметь лихой и веселый, петь громко и с присвистом, пускай ратнинцы видят, что их пришли защищать не молокососы, трясущиеся перед первым боем, а почти готовые воины, только молодые. Ну и… – Мишка запнулся, но решил, что кашу маслом не испортишь, – и на девок поглядывайте. Строй не нарушать, ничего им не кричать, но подмигнуть одной-другой не запрещаю.
Отроки на столь необычное предписание отозвались нестройным довольным гулом и смешками. Мишка дал им немного пошуметь, потом сделал строгое лицо и скомандовал:
– В колонну по три! За мной, шагом, вперед! Запевай!
Сталь звенит,И враг бежит!На знаменахКрест блестит!Тверже шаг,Смелей вперед,Воевода нас ведет!
Стихи были Мишкины, музыка ансамбля «Beatles» – «Yellow submarine». Однажды на вечерних посиделках, слушая пение отроков и девиц, Мишка вдруг обнаружил серьезнейший пробел, как в собственном, и без того мизерном, музыкальном образовании, так и в идеологической работе с личным составом. Ни в школе, на уроках пения, ни в солдатском хоре не было ни одной песни с религиозным содержанием. Еще бы! В советской-то школе и в Советской же армии! Естественно, не было таких песен и в личном Мишкином репертуаре, на который он только и мог опираться, разучивая с Артемием «новые» песни. Пришлось приняться за стихосложение. С мелодиями особого напряга не было – никто в плагиате не обвинит, а вот с текстом…
То, что сейчас исполняли отроки, как раз и было первым Мишкиным опытом в роли поэта-песенника. В голове тогда крутился мотив «Yellow submarine», и Мишка решил, что он подойдет – мелодия простая, но прилипчивая, строки короткие, так что со всякими ямбами и хореями особенно заморачиваться не придется.
Так и родились первые строчки: «Сталь звенит, и враг бежит». Дальше пошло легче: меч разит, конь летит, стрела свистит, а враг соответственно бежит, дрожит, разбит, лежит и даже смердит. И по этому поводу «Тверже шаг, смелей вперед!», потому что воевода-батюшка, невзирая на сложности бытия, исполняет свои обязанности надлежащим образом, а на знаменах блещет православный крест. Особенно «удался» припев – в духе православного воинства, твердо и недвусмысленно:
Все мы славим Господа Христа,Господа Христа, Господа Христа!Мы всегда славим Господа Христа,Господа Христа, Господа Христа!
Мишка перечитал плоды поэтического вдохновения, почесал в затылке, несколько раз матюгнулся и… решил, что сойдет – длинно, воинственно и идеологически выдержано. То, что и требуется!
Песня прижилась. Личный состав тоже внес свою лепту в текст (по слухам, с подачи Роськи) – в паузе после двукратного исполнения припева, отроки дружно орали: «Аллилуйя!!!» Так и закрепилось.
Теперь, проходя через Ратное, Младшая стража лихо драла сотню глоток, компенсируя громкостью огрехи исполнения:
Меч разит,И враг убит,На знаменахКрест блестит!
Встречные ратнинцы останавливались и слушали, кое-кто даже раскрыв рот. Из-за заборов и из дверей высовывались любопытные лица.
Тверже шаг!Смелей вперед!Воевода нас ведет!
Горланили отроки, не забывая, в полном соответствии с Мишкиной инструкцией, подмигивать девкам. Те хихикали и стреляли глазками, на минутку забывая о том, что Ратное готовится к обороне.
Все мы славим Господа Христа,Господа Христа, Господа Христа!Мы всегда славим Господа Христа,Господа Христа, Господа Христа!Аллилуйя!!!
На четвертом припеве строй конных отроков добрался до церкви. Отец Михаил, что-то объяснявший окружившим его женщинам, прислушался, разобрал слова и, просветлев лицом, размашисто благословил проезжающих мимо отроков.
– «Аллилуйя!!!» – грянула Младшая так, что сразу в нескольких дворах заполошно загавкали собаки. «Премьера песни» в пункте расположения резиденции Погорынского воеводы удалась!
– Господин воевода! Младшая стража, числом сто десять отроков, по твоему приказу явилась конно и оружно!
– А еще песенно! – подкусил десятник Фома. – Так орали, что чуть крышу… – Уловив, что никто из собравшихся его настроения не разделяет, Фома не закончил фразу, а лишь криво ухмыльнулся.
За столом кроме Корнея и десятников ратнинской сотни сидели еще двое погостных десятников и староста Аристарх. Вид у всех был серьезный, а у Корнея, несмотря на видимое спокойствие, Мишка заметил признаки недовольства и даже злости.
– Почему только сто десять? – жестко вопросил воевода. – Должно быть больше!
– Шестеро в походе погибли, один убит в поединке, двое казнены. – Мишка краем глаза уловил, как удивленно обернулись на него погостные десятники. – Четверо от ран не оправились, двое больны, Кузьма и двое отроков, которых он себе в подмастерья взял, приедут с обозом.
– Двое, значит, казнены? Кхе!
– Отрок Амфилохий за участие в поединке, закончившемся смертью его противника, казнен мной на месте преступления! – столь же жестким тоном, как и у деда, доложил Мишка. – Отрок Борис повешен по твоему приказу!
Погостные десятники дружно отвели глаза от плотоядно оскалившегося Фомы и переглянулись между собой.
