Бернард Корнуэлл - Приключения Ричарда Шарпа. т2.
— Ну, что, драться будем? — спросил Харпер.
— Ардилес — парень неплохой, Кокрейна я не знаю; но Ардилес за Батисту, а Кокрейн — против.
— Ясно. — невозмутимо сказал Харпер, — Драться так драться.
Оглушительно бахнула каронада, на сей раз испанская, и друзья инстинктивно присели. Орудие было с полубака «Эспириту Санто», слишком высоко для того, чтобы попасть по нападающим. Грохот воодушевил испанцев, и они ответили бунтовщикам собственным кличем:
— Эспириту Санто! Эспириту Санто!
— Какой план? — Харпер был собран и деловит.
— Начнём с бандуры наверху. — Шарп указал подбородком в сторону каронады. Тем временем в бой вступили пушки орудийной палубы. «Мэри Старбак» была ниже фрегата и орудия, должно быть, громили повстанцев в упор, что подтверждали сопровождавшие залп вопли боли и ужаса. Шарп подпрыгнул, ухватился за край и, подтянувшись, влез на верхнюю площадку с каронадой, которую обслуживали три матроса. Заметив стрелка, командир расчёта знаками приказал ему нести клины, чтобы, подняв казённую часть орудия, снизить наводку.
— Я не за вас!
Позади пыхтел Харпер. Уцепиться он уцепился, но перед его весом пасовала даже его сила, он никак не мог изловчиться и закинуть себя наверх. Шарпу приходилось пока рассчитывать лишь на свои силы. Подобрав остро окованный металлом шест, действуя которым, как рычагом, артиллеристы вертели хвостовик каронады (доски вокруг пушки были испещрены дырками), стрелок ткнул им в сторону старшего канонира. Не столько ткнул, сколько пугнул, что ткнёт. Шарп не хотел убивать, ведь пушкари не ждали от него нападения. Командир расчёта выхватил из-за пазухи пистолет, и Шарпу стало не до благородства. Острый наконечник вонзился канониру в живот. Испанец выронил оружие и со стоном взялся за древко шеста. Напрягшись, стрелок толкнул импровизированное копьё вперёд. Командир расчёта, крича, перевалился через перила и вместе с торчащим из чрева шестом упал в море.
Шарп наклонился за пистолетом. Над головой просвистел прибойник. Пальцы правой руки Шарпа сомкнулись на рукояти оружия убитого, левое плечо он, шатнувшись, вбил в солнечное сплетение напавшего не него артиллериста. Из того вышибло дыхание, и стрелок, вскочив, обрушил тяжёлую рукоять пистолета ему на макушку. Третий член расчёта звал подкрепление с палубы. Харпер, отчаявшись влезть так, как это сделал Шарп, промчался понизу и взбежал на трап, ведущий со шкафута. Испанец, думая, что Харпер спешит ему на помощь, протянул руку, чтобы рывком подтянуть ирландца на площадку, но тот дёрнул его вниз и перебросил через себя на палубу, в самую гущу сражающихся.
Схватка на палубе кипела нешуточная. Застав испанцев врасплох, мятежники заняли треть главной палубы, но учебные тревоги не прошли для экипажа «Эспириту Санто» даром, к тому же они защищали свой корабль, и постепенно нападающих стали теснить назад.
Шарпу рукопашные не были внове, но абордаж видел он впервые и внутренне содрогнулся. Драка шла на пространстве, ограниченном палубой судна, и сражающиеся топтали мёртвых и раненых. На суше блеск штыков внушал противнику ужас и побуждал делать ноги. Здесь же отступать было некуда. Океан не только отрезал пути отхода, его колыхание вносило в схватку элемент непредсказуемости. Боец легко отражал выпад врага и нацеливался нанести ответный удар, как вдруг накатившая волна переваливала судно на другой бок, и всё менялось: стараясь удержать равновесие, человек, ещё секунду назад побеждавший, получал смертельную рану. С боцманматом, который особенно рьяно отравлял первые дни Шарпа на борту, так и произошло. Он скорчился у шпигата, схватившись изрезанными пальцами за обломанное сабельное лезвие, пронзившее грудь. Рядом истекал кровью гардемарин. Он жалобно звал матушку. Стенания сменил вопль: повстанец, которому пуля размозжила голову, отшатнулся назад и наступил несчастному на распоротый живот.
— Спаси, Господи, Ирландию! — пробормотал Харпер.
— Интересно, заряжена? — похлопал каронаду по пузатому боку Шарп, пригибаясь от шальной мушкетной пули.
— Похоже.
Шарп отыскал второй шест и стал разворачивать пушку дулом к шканцам, где Ардилес собирал ударную группу для контратаки. Шарп вышиб один из клинов, подложенных под казённую часть. Жерло поднялось и теперь смотрело прямо на кормовую надстройку. Каронада мало походила на своих элегантных сестёр с орудийных палуб, сатанинский горшок, выжигающий железным градом всё живое.
«Эспириту Санто» продолжали сотрясать залпы орудий, разносящих в щепки крепкий корпус китобоя, откуда большая часть людей Кокрейна уже успела перебраться на фрегат. Ардилес намеревался смять левый флаг нападавших и отрезать им дорогу на «Мэри Старбак». Из трюма китобоя просачивался дым. Очевидно, какой-то из пушечных выстрелов вызвал пожар.
Харпер взвёл замок, припаянный у затравочного отверстия. В морских пушках запальные трубки не использовались. Их горение сопровождалось уймой искр, что на деревянных кораблях, набитых порохом, было небезопасно. Вместо трубок пушки оснащались замком, подобным мушкетному, с подпружиненным кремнем, срабатывавшим от вытяжного шнура.
— Готов? — Шарп подобрал шнур и шагнул вбок, чтоб не зацепило отдачей.
— Ложись! — взревел ему Харпер.
Их суета не укрылась от бойцов на шканцах. Такой знакомый, почти родной гром дюжины мушкетов бросил Шарпа наземь. Рой пуль прожужжал над головой, и стрелок дёрнул верёвку.
Громыхнуло столь близко, обжигающе и неистово, что Шарп света белого невзвидел. Фрегат тряхнуло, из щелей между досок палубы поднялась пыль. Шарп решил, что разорвало каронаду, но беглый взгляд удостоверил, что это не так.
Взорвалась «Мэри Старбак». Огонь добрался до порохового погреба, превратив судно в огромный костёр, пламя которого поднималось выше верхушек мачт «Эспириту Санто».
— Матерь Божья! — вырвалось у Харпера, но не печальная участь китобоя взволновала ирландца. От взрыва лопнули канаты, крепившие к правому борту грот-мачту фрегата, и она медленно валилась влево. Оглушённые и обожжённые бойцы обеих сторон забыли о схватке: одни выкрикивали предупреждения, другие лихорадочно рубили абордажные кошки, намертво связавшие фрегат с пылающим китобоем. Шарп взглянул на ют. Выстрел из каронады превратил ударную группу Ардилеса в кровавую кашу.
Грот-мачта треснула и сломалась. Путаница реев, фалов и парусов частично накрыла палубу, частично сползла в море.
— Вперёд, Патрик! — Шарп взвёл пистолет и спрыгнул вниз, где возобновилась схватка. Не оправившийся толком после взрыва испанец вяло напал на стрелка. Ударом тяжёлой пистолетной рукояти по черепу Шарп вырубил матроса и едва избежал встречи с узким клинком офицера-армейца. Вывернувшись, Шарп выстрелил тому в лицо из пистолета. Плеснула кровь, и армеец опрокинулся на спину. Дым от горящей «Мэри Старбак» стлался по палубе, выедая глаза и забивая лёгкие. Без сожаления расставшись с разряженным пистолетом, Шарп подхватил чью-то абордажную саблю и заорал:
— Кокрейн! Кокрейн!
Защитников «Эспириту Санто» прижали к кормовой надстройке. Их боевой дух надломило падение мачты и взрыв. Сопротивление слабело, хотя на шканцах живой и невредимый Ардилес с такими же выжившими, как сам, готовился костьми лечь, но не пропустить врага к кормовому флагу.
— Ко мне! Ко мне! — созывал к себе повстанцев рыжий дылда в морском зелёном мундире с золотыми эполетами. Так вот ты какой, лорд Кокрейн, «дьявол», гроза испанцев! Шарп оглянулся на топот. Лишившиеся мишени канониры хлынули на главную палубу, спеша принять участие в драке.
Сражающиеся были так плотно притиснуты друг к другу, что пространства для замаха саблей не хватало, и Шарп действовал короткими уколами. Некоторых он знал, но, отправляя к праотцам, не чувствовал раскаяния. Совесть его была чиста. Ардилес сам толкнул Шарпа на противоположную сторону и не мог жаловаться на вероломство стрелка. Сознание того, что, в случае проигрыша ему светит болтаться на уцелевших реях рядом с парнями Кокрейна, удваивало боевой задор Шарпа.
Харпер перелез через обломок мачты. Лезвие абордажной пики описывало в его руках широкие смертоносные дуги. Рядом с ним бился его соотечественник из числа команды «Эспириту Санто», решивший перейти к повстанцам. Оба ирландца распевали что-то по-гэльски, разя врагов направо и налево. Выстрел бахнул под ухом зазевавшегося Шарпа, и стрелок шарахнулся от вспышки.
Морская сабля не годилась для изящных фехтовальных выпадов. У неё было больше общего с мясницким топором, нежели с лёгкими офицерскими зубочистками, но и абордажная свалка не походила на дворянскую дуэль. Это была, скорее, жестокая трущобная драка, а уж Шарп в таких драках вырос. Расправившись со счастливым (или несчастливым?) обладателем мушкета, стрелок шагнул дальше, но поскользнувшись, припал на колено. Парус под ногами был пропитан кровью. Упавший рей придавил матроса, и тот жалобно стонал всякий раз, когда качка шевелила брус на его развороченной грудной клетке. За умирающим лежал мёртвый Бален с кровавым месивом вместо затылка. Опознал его Шарп только по бинтам. Двое повстанцев ловко работали в паре: один выдёргивал крюком на обухе пики противника из порядков пятящихся к корме пушкарей, второй срубал испанца лезвием алебарды.
