Дети Агамемнона. Часть I. Наследие царей - Александр Герасимов
— Война сейчас везде, — заметил Ассарак.
Казалось, старик немного успокоился. Или же смирился со своей участью.
— Может быть, она еще не добралась до отдаленных островов. Найдем корабль и уплывем… подальше, где не звучат песни мечей и не льются кровавые реки.
— Нам нечем платить за проезд, — возразил Ассарак. — А в гребцы я не гожусь.
— Просто умолкни, старый ворон, — вздохнул Ортинава. Он и без того понимал, насколько бедственное у них положение. — Пока я не передумал и не бросил тебя прямо здесь.
Ассарак усмехнулся — впервые за долгое время. Улыбка вышла кривой и жалкой, но даже она выглядела лучше, чем затравленный взгляд и дрожащие губы.
— Никого ты не бросишь, Ортинава, хоть и грозишься. Я стар, но пока что не слеп… Мои глаза видят, что человек ты гордый и полный мужества. Такие не оставляют слабых на съедение волкам.
— Моя гордость давно растрачена. Не думай, что от похвалы я стану добрее, — буркнул собеседник. В глубине души он понимал, что старик прав. Ортинава не смог бы пройти мимо чужого несчастья и бросить Ассарака. Будь его воля — спас бы всех в тот злосчастный день…
Подумав так, он выбранил самого себя за глупость. Мертвые мертвы. Их души не взирают на живых ни с полей Элизиума, ни с мрачных берегов подземной реки. Мертвые не услышат причитаний Ортинавы, не утешат его ласковым словом, не одарят оружием или теплыми вещами… И не вернутся обратно. Только полные глупцы, вроде печально известного Орфея, могли считать иначе!
Ортинава остался практически один; его соседями были лишь потухший костер, немощный старик да мелкий дождь. Вот и все. В таких условиях нельзя позволить даже миг жалости к себе, иначе сразу затянет на самое дно черного отчаяния. Надо было двигаться дальше, огрызаться, царапаться… Жить. Хотя бы ради мести в будущем.
Не так давно микенцы убили семью Ортинавы. Солдаты вырезали всех жителей селения, не пожалев даже женщин и детей. В тот страшный день Ортинавы не было дома; когда он вернулся, предвкушая отдых после долгого дня, то нашел лишь лежащие на земле двери, перевернутые столы, разбитые кувшины и кровь на стенах… А еще трупы. Десятки трупов повсюду.
Ортинава когда-то был воином, но уже больше десяти лет не брался за меч. Он наслаждался мирной жизнью: любил выпить по вечерам, научился мастерски печь хлеб. И души не чаял в своих девчонках, так похожих на него самого в детстве… таких же озорных, шумных, с вечно расцарапанными коленками и локтями. Теперь он потерял все… и едва не лишился рассудка, стоя на коленях перед руинами собственного дома.
Лишь чей-то жалобный стон помог ему удержаться на краю бездны. Старый сосед Ассарак, придя в сознание, хриплым голосом молил о помощи. Его ударили мечом, но удачно, если так вообще можно было бы сказать о ране: Ассарак сразу потерял сознание, и микенцы сочли бедолагу мертвым.
Ортинава как мог оказывал старику помощь: перевязал рану, напоил водой из своих запасов и вывел из разрушенного селения. Оставаться на месте не стоило: микенцы могли вернуться, да и душа Ортинавы терзалась из-за близкого соседства с мертвыми.
Первое время Ассарак мог передвигаться, лишь опираясь на плечо бывшего воина. Но последние три дня шел сам, пусть и медленно.
Теперь Ортинава и его старый спутник искали убежище. Куда идти, что делать, есть ли поблизости хоть одно безопасное место — все это было им неведомо. Но инстинкты гнали их прочь от места, где оборвалась прошлая, спокойная жизнь. Рано или поздно их странствие должно было закончиться… Только эта мысль и вселяла какую-то надежду.
Весь день они с осторожностью шли вперед. Каждый овраг приходилось преодолевать едва ли не ползком: силы у Ассарака были не те, чтобы скакать по скользким камням и карабкаться по крутым склонам. А на открытых пространствах беглецы передвигались с опаской, озираясь то и дело по сторонам.
Ближе к вечеру Ассарак снова заныл, сокрушаясь о тяжелой судьбе и плохом самочувствии. Ортинава почти не слушал: его заботили мысли об ужине. У ручья им удалось пополнить запасы пресной воды, поэтому смерть от жажды беглецам не грозила. С пропитанием дела обстояли куда хуже: невозможно было охотиться на дичь, когда у тебя за спиной еле-еле передвигал ноги старик.
Дважды на их пути вставали поселения. Но попросить о ночлеге и куске хлеба не удалось: откликнуться на зов Ортинавы было некому. Микенцы побывали здесь раньше.
Можно было порыскать по опустевшему жилью и поискать остатки еды. Но Ортинава уже не находил в себе сил. Обворовывать мертвых ему претило. Ради утоления голода он мог бы справиться с чувствами, однако переступать через окоченевший трупик, раскинувший маленькие ручки на пороге первого же дома, оказалось выше любых сил. Его охватила дрожь, и он махнул рукой Ассараку, отгоняя прочь — не хватало еще, чтобы старика окончательно разбило паникой.
Борясь с голодом и усталостью, они двинулись дальше. Время от времени Ортинава собирал съедобные ягоды и коренья, слушая указания Ассарака: как выяснилось, тот в этом кое-что понимал. Однако сил такая пища придавала немного.
Однажды им повезло: прямо на Ортинаву из зарослей выскочил молодой поросенок. Возможно, отбился от выводка и спешил на его поиски — уже не имело значения. С радостным воплем Ортинава набросился на растерявшегося подсвинка, не давая тому сбежать. В тот вечер путники снова развели огонь, но уже наслаждаясь потрясающим ароматом жареного мяса.
* * *
— Как хорошо! В жизни не ел такой нежной свинины, — с чувством сказал Ассарак, облизывая пальцы. — Жаль, что ее было мало.
— Здесь нет ни соли, ни приправ. Ты множество раз пробовал мясо вкуснее, — возразил Ортинава. — Голод мешает тебе оценивать еду здраво.
— Ну и пусть. Я готов молиться этому поросенку! Уверен, нам его послала сама Артемида-охотница.
— Кучке костей нет дела до твоих молитв, — с этими словами Ортинава сорвал травинку и принялся прочищать ей зубы. — Обращайся либо к богам, либо к кому-нибудь живому.
— У меня не осталось живых знакомых… кроме тебя. Ну, не будем об этом.
Ассарак глубоко вдохнул вечерний воздух. А затем спросил:
— Ты веришь, что мы спасемся, Ортинава?
— Конечно.
— Почему ты так думаешь?
— Я не любитель безнадежных дел, — Ортинава выплюнул изжеванную травинку. — Микенцы не могли вырезать всех в округе. Кто-то обязательно останется и поможет нам. А еще… При мне мой меч. И я пока не забыл, с какой стороны за него браться!
— Один меч против тысячи бесполезен.
— Все-таки надо было оставить
