Тайны угрюмых сопок - Александр Михайлович Минченков
— Посмотрим, прикинем, как пушнина пойдёт, а на селе чего делать, нас не ждёт там никто. Пушнину за март выделаем, а там по весне и сдадим купцам или скупщикам каким, деньга появится, в лавке будет что прикупить!
— Не ждут, это ты точно подметил. А ты к Екатерине-то, случаем, не подкатывался, намерения ж имел до себя сманить.
— Не подходил, издали три раза видел, мимо пару раз разминулись, глазами на меня так гневно сверкнула, словно из ружья стрельнула. К тому же слышал, помолвлена она с Перваковым, а в соседский огород лезть — это что козе до чужой капусты.
— К тому ж сам знаешь, нам до Севастьяна ныне дойти надобно, да не терять время по весне, опередить желающих. Слухи растут: прииски вроде как на самом деле забросят, а старатели намерены на Хомолхо перекинуться. Неуж там золота и вправду горы?
— Сказывают, найдено жёлтого металла тьма, а то чего купцы тогда иркутские дело громкое затеяли бы, эти не промахнутся, хваткие.
— Как же наше золото покоится?
— Известное дело — спит Никита и охраняет, сам сгниёт, а золотишко целёхоньким оставит, улягутся страсти и выкопаем, а заодно и покойничка проведаем, — хихикнул Лаптев.
— Не больно-то хочется рассматривать, — дёрнулся телом Никитин.
— Хочется, не хочется, а забирать придётся.
— Придётся… — подтвердил Никитин и снова поёжился.
Чай пили, обжигались, но наслаждались напитком, вышли до ветру, бросили собаке мясистую кость, а та, воспрянув духом, взялась за неё с безудержным усердием. Было не шибко морозно, пахло хвоей, начал прокидывать редкий снег, хотя небо не особо было заволочено облаками. И откуда он только брался? Вернулись в зимовье, подкинули в печку дров и предались сну…
Глава 32
Весна. Это та часть года, когда радует людей, она даёт оживление всему, не только тайге с её просыпающимися речками, а главное, людям, которые населяют её. Давно закончился охотничий сезон. Те, кто добывал пушнину, покинув зимовья, выделали шкурки и ждали первых заезжих купцов и скупщиков. Ждали и запоздалого расчёта за прошлогоднюю работу на приисках, пускай невеликую оплату положат на руки, но она будет не лишней.
Чем ближе подходило время появления первых плотов, каюков и лодок с верховья Лены, олёкминские мужики всё оживлённее судачили. Нет, не о выгодной сдаче пушнины, это и так станется наилучшим образом. И не о скудной выплате за добычные работы, а о Хомолхо, о новых открытых богатых приисках. Теперь никто не желал вновь идти внаём на отработанные месторождения, горбатиться за гроши на почти пустых породах, взамен не получая достойного для жизни вознаграждения.
С возвращением в Олёкминск Первакова и Окулова со своими людьми разговоры среди селян загудели шире. Узнав, что купец Трубников и советник Рачковский пустили клич по другим губерниям о вербовке народа на их прииски, ревностно проявляли недовольство: «Это же зачем пришлых набирать?! Мы местные и сами с усами! Уж познали горное мастерство…»
Севастьян же с Зиновием успокаивали:
— Чего как куры раскудахтались, словно коршуном встревожены. Сказано было, в первую очередь олёкминских примут из пожелавших. А тех, кто прибудет, по ним отбор строгий вести намерены. Одно передать сказали: лодырей и кто с хитрецой, тем не место, и дня не проработают.
— А оно и правильно — хочешь ложкой щи хлебать, так и надобно пахать, кто ж супротив, это что бурлачество — все лямки должны тянуть одинаково! — одобрительно кивала мужская половина села. — Вы уж там, Севастьян и Зиновий, похлопочите за нас, а мы-то завсегда не подведём!
— Знаем, знаем, наши что кремень, об чём и было уже говорено с господами иркутскими, и не след шуметь преждевременно, — отвечали Перваков и Окулов, и все расходились, довольные услышанным.
Ждал с нетерпением весны, а с её приходом и назначенное Трубниковым или Рачковским начальство приисков Спасского и Вознесенского Тихомиров. Беспокоило его, как бы не укомплектовали полностью горными инженерами свои разработки, не остаться бы не у дел, напрасно прожив в Олёкминске.
Не откладывая, Николай Егорович повстречался с Перваковым и Окуловым, расспросил их о хозяевах приисков, каковы собой и по характеру, что собой представляет Хомолхо, что там успели за зиму построить, каким маршрутом можно добраться туда. Беседовал с обоими и по раздельности, они же открыто, что знали, рассказывали ему и даже высказали своё благодушие к нему, и чтобы желание Тихомирова обязательно исполнилось, зная его как грамотного и порядочного человека.
С первыми приплывшими в Олёкминск каюками прибыли доверенные лица Егор Садовников от Трубникова и Кирилл Строганов от Рачковского, а с ними три горных инженера: Антон Павлович Миронов, Матвей Сидорович Первак и Максим Иванович Головин, и трое полицейских. Полицейские были прикомандированы к Олёкминскому управлению, но с особыми полномочиями, связанными с контролем движения золота и правопорядка на приисках, для чего им надлежало отбыть в Спасский и Вознесенский и пробыть там до окончания сезона горных работ. Закон, принятый Сенатом в 1812 году о предоставлении права российским подданным отыскивать и разрабатывать золотые и серебряные руды, накладывал и обязанности в платежах в казну податей. А посему и Государев контроль, кто сколько намывает драгоценных металлов и кто и какую получает от этого прибыль, здесь был уместен, ведь отсюда и складывались наложенные налоги. Сокрытие объёмов добычи могло повлечь непредсказуемые последствия, и купцам и иным лицам особых сословий не было резона лишаться получения кредитов на поисковые и горные работы, рисковать запретом золотого промысла или подпадать под судебные разбирательства в случае несоблюдения закона. Ими двигало одно — лишь бы обнаружить богатые залежи, нанять рабочую силу и качать из недр богатства, главным образом обогащая себя. При этом организовывали пригляд за рабочими, как бы не похитили, не отсыпали в свой карман при добыче золотники и лоты, складывающиеся у них в футы, и не сокрыли их в свою мошну, в потаённые места. Встречались среди старателей желавшие запустить руки в купеческое добро, и об этом всегда помнили хозяева приисков и их помощники. Строго и жестоко расправлялись с ворами, коль попадались. Ладно, на месте высекут, забрав золото, а то хуже, и полицейским сдадут.
Первые плоты, каюки и лодки также доставили и грузы, которые ждали селяне, оные истощились, и потребность в товарах росла. Больше всех ждали продуктовые и промышленные товары лавочник Феофан Руснак и хозяин постоялого двора Фома Штырин. С подводами, запряжёнными лошадьми, они прибыли на берег встречать «кормильцев», погрузить, заложить в склады, заплатить сполна за грузы, а там накрутить на продукцию и изделия, не оставив себя внакладе, зная, олёкминским всё потребно — получат расчёты за золото и деньги за пушнину, а значит,
