Александр Дюма - Все приключения мушкетеров
– Ну. так не пугайтесь, если я возвращусь в час, в два, или в три часа утра; да если я и совсем не возвращусь, тоже не пугайтесь.
В этот раз Бонасиё так побледнел, что д’Артаньян не мог не заметить этого и не спросить, что с ним сделалось.
– Ничего, ничего, отвечал Бонасиё. – С тех пор как меня постигли несчастия, со мной иногда вдруг делается дурнота; вот и теперь я чувствую озноб. Не обращайте на это внимания и не заботьтесь ни о чем кроме вашего счастья.
– В таком случае мне есть о чем заботиться, потому что я счастлив.
– Погодите, еще не совсем; ведь вы сказали вечером.
– Так что же? и вечер придет! может быть, и вы ожидаете его с таким же нетерпением как я. Может быть сегодня вечером госпожа Бонасиё посетит жилище своего супруга.
– Госпоже Бонасиё некогда сегодня вечером, с важностью отвечал муж; – служба удерживает ее в Лувре.
– Тем хуже для вас, любезный хозяин; тем хуже, когда я счастлив, то мне хотелось бы, чтобы все были счастливы, но это, кажется, невозможно.
И молодой человек удалился, помирал со смеху от этой шутки, понятной, по его мнению, только ему.
– Желаю веселиться! отвечал Бонасиё могильным голосом.
Но д’Артаньян был уже так далеко, что не мог слышать этого; да если бы и слышал, то при расположении духа, в каком он был, вероятно, он и не заметил бы этого.
Он отправился в дом де-Тревиля; накануне он виделся с де-Тревилем так не долго, что не успел хорошенько поговорить.
Он застал де-Тревиля в большой радости. Король и королева были очень благосклонны к нему на бале. Зато кардинал был несносен.
В час утра он уехал под предлогом нездоровья, тогда как их величества возвратились в Лувр в шесть часов утра.
– Теперь, сказал де-Тревиль, понижая голос и внимательно осматривая все углы комнаты, чтоб увериться, что никого нет, – теперь поговорим о вас, молодой друг мой; я вижу, что счастливое возвращение ваше доставило королю радость, королеве торжество, а кардиналу унижение. Теперь вам нужно держаться крепко.
– Чего же мне бояться, отвечал д’Артаньян, – если я буду иметь счастье пользоваться благосклонностью их величеств?
– Поверьте мне, – всего. Кардинал не такой и неловок, чтобы забыл мистификацию, не рассчитавшись с мистификатором. А этот мистификатор, как мне хорошо известно, гасконец.
– Вы думаете, что кардиналу все известно, так же как вам, и что он знает, что в Лондон ездил я?
– Ах, черт возьми, вы были в Лондоне. Не оттуда ли вы привезли бриллиант, блестящий у вас на руке? Берегитесь, любезный д’Артаньян, не хорошо принимать подарки от неприятелей; на этот случай, кажется, есть латинский стих… постойте…
– Без сомнения есть, отвечал д’Артаньян, не знавший даже первоначальных правил латинского языка и приводивший в отчаяние учителя своим незнанием.
– Наверное есть, сказал де-Тревиль, имевший понятие о литературе, – и господин Бенсерад когда-то приводил мне его… ах, вот он:
Timeo Danaos et dona ferentes
Это значит: не доверяйся неприятелю, когда он делает тебе подарок.
– Этот бриллиант не от неприятеля, сказал д’Артаньян, – а от королевы.
– От королевы? Ого! и точно это царский подарок, – он стоит тысячу пистолей. Через кого королева доставила вам этот подарок?
– Она сама отдала мне его.
– Где?
– В кабинете, смежном с комнатою, где она переодевалась.
– Как?
– Она дала мне поцеловать свою ручку.
– Вы поцеловали ручку королевы? спросил де-Тревиль, пристально смотря на него.
– Её величество удостоила меня этой милости.
– И в присутствии свидетелей? Неблагоразумная! тысячу раз неблагоразумная!
– Нет, капитан, успокойтесь, никто этого не видал.
Он рассказал де-Тревилю, как все это случилось.
– О женщины, женщины! сказал старый воин, – я узнаю вас по романическому воображению вашему; все, что имеет вид таинственности, пленяет вас! Итак, вы видели руку и больше ничего, так что если вы встретите королеву, то не узнаете ее и если она встретит вас, не узнает кто вы.
– Нет, но по этому бриллианту…
– Послушайте, хотите ли я дам вам совет добрый и дружеский?
– Вы сделаете мне этим честь, капитан.
– Хорошо! ступайте к первому ювелиру, какого увидите, и продайте ему этот бриллиант за такую цену, какую он вам предложит; какой бы он жид ни был, все-таки даст вам восемьсот пистолей. Нельзя узнать, откуда вы получите пистоли, молодой человек, но этот перстень может открыть тайну того, кто его носит.
– Продать этот перстень, доставшийся мне от моей государыни! Никогда! сказал д’Артаньян.
– Поверните же, по крайней мере, камнем внутрь, простачек: ведь всякий знает, что гасконский кадет не найдет такой драгоценности в шкатулке своей матери.
– Так вы думаете, что я должен ожидать чего-нибудь неприятного? спросил д’Артаньян.
– Я вам скажу, молодой человек, что тот, кто спит на мине, фитиль которой уже зажжен, может считать себя вне опасности в сравнении с вами.
– Черт возьми! что же мне делать? Сказал д’Артаньян: его уже начинала беспокоить уверенность, с которою говорил с ним де-Тревиль.
– Быть осторожным всегда и во всем. У кардинала отличная память и длинные руки; поверьте мне, он сыграет с вами славную штуку.
– Какую же?
– Почему же я знаю? Известно, что он хитер как демон; самое меньшее, чего вы можете себе ожидать, это то что вас схватят.
– Как, кто смеет схватить человека, состоящего в службе его величества?
– Однако же с Атосом не очень церемонились. Во всяком случае, молодой человек, вспомните, что я тридцать лет при дворе и потому слушайте и верьте: не будьте беззаботны в надежде на свою неприкосновенность, иначе вы погибли. Я вам скажу совсем напротив: считайте всех за врагов. Если с вами захотят завести ссору, избегайте ее, хотя бы вас дразнил десятилетний мальчик; если на вас нападут днем или ночью, отступайте без стыда; когда вы пойдете через мост, пробуйте каждую доску, не провалится ли она; когда пойдете мимо строящегося дома, посматривайте вверх, чтобы на вас не упал камень; если вы поздно возвращаетесь домой, берите с собой вооруженного слугу, в котором вы уверены. Не доверяйтесь никому: Ни другу, ни брату, ни любовнице, а особенно любовнице.
Д’Артаньян покраснел.
– Отчего я должен больше всего быть недоверчивым к своей любовнице?
– Потому что любовница это любимое и самое действительное оружие кардинала: женщина продаст вас за десять пистолей. Вспомните Далиле, если вы читали Св. Писание.
Д’Артаньян вспомнил о свидании, назначенном ему в тот же вечер госпожою Бонасиё; но должно сказать к чести нашего героя, что дурное мнение де-Тревиля о женщинах вообще не внушало ему ни малейшего подозрения к хорошенькой хозяйке его.
