Сергей Степанов - Последний викинг. «Ярость норманнов»
– Ать купишь, исты буде на тоби девять кун седьмой гривны, а намъ пять кун да двои резаны. Даждьбох послух – ни векши сверху не прибавил.
Исландец Халльдор, равнодушно взиравший на новгородские лавки, оттер могучим плечом купчишку с фофудьей и сказал только одно слово:
– Хрольв!
Харальд опомнился. Хрольв Гардский строго-настрого предупредил не набирать товаров в долг. По его словам, не столь страшна была «иста», то есть сам долг, сколь «намъ» или лихва с одолженных денег. Харальд уже усвоил местный денежный счет. Гривна составляла полмарки серебром, а в гривне считалось двадцать пять кун, или куньих шкур. Одна куна шла за две с половиной ногаты, то есть лапки с когтями. Еще были резаны – узкие отрезки шкурки, а самой мелкой единицей считалась векша. Разумеется, шкурки не резали, ногаты и резаны употреблялись для счета. Расплачиваться можно было серебром и мехами, а порой и собственной шкурой. Хрольв предупреждал:
– Здешние купцы злые лихоимцы! Только поддайся им и увидишь, как лихва в несколько раз перекроет долг. Продадут за долги все имущество, а то и обратят в рабство. Холопство называется по-ихнему.
– Я из рода Инглингов! Кто посмеет сделать меня рабом?
– Здесь народ своевольный. Сам конунг Ярицлейв не может совладать с дерзкими новгородцами. Спроси Рёнгвальда, он в прошлый раз накупил красивого платья в долг.
– Да уж было дело! – смущенно признался Рёнгвальд. – Прошла одна зима, а к весне я оказался должен столько, сколько не смогли бы выплатить шесть поколений оркнейских ярлов. Счастье, что Олав Толстый собрался в путь, и я уехал с конунгом, ничего не заплатив.
– Ингигерд заплатила твой долг, – сказал Хрольв. – Иначе купцы схватили бы тебя, едва бы ты поставил ногу в ладью.
Харальд видел, как вершится суд по торговым делам. На видном месте стоял огромный навес, подпираемый толстыми столбами. Две сотни человек могли бы разместиться под навесом. Несколько крепких молодых мужчин привели к навесу бонда со связанными руками. Потом появилось несколько знатных людей, окружавших мужа с властным взором. Харальду шепнули, что это сам тысяцкий, который будет разбирать тяжбу между связанным смердом и богатым гостем. Разбирательство не заняло много времени. Судя по довольной улыбке гостя в богатом платье и глухим рыданьям смерда, оно закончилось в пользу богача.
У нас в Исландии, когда у человека есть тяжба, то он выносит ее на тинг. Если он не знаток законов и не умеет произносить убедительные речи, то он привлекает опытного мужа и обещает заплатить ему соответствующее вознаграждение в случае благоприятного исхода дела. Если же он уверен в своих силах и правоте, то он сам выступает перед судьями. Судей много, их выбирают из людей, выдающихся по своим качествам и рассудительности. Они сидят, отгороженные от других людей канатом, чтобы никто не смел дотронуться до них. Но даже на тинге тяжбы далеко не всегда решают справедливо, и многое зависит от того, сколько вооруженных людей приведет с собой тот или иной участник тяжбы. Что касается Гардарики, то там судят немногие знатные люди, и по этой причине дела часто решаются в пользу тех, кто сделает судье хороший подарок.
Харальд убедился, что улыбчивые новгородские купцы не знают снисхождения, когда речь заходит о деньгах. Однажды он пошел на Торг вместе с Хрольвом и задержался у лавки, торгующей стеклянными украшениями. Перед входом висели разноцветные бусы с глазками. Хозяин лавки разговаривал с женщиной, стоявшей у дверей. Он говорил с ней грубо, но стоило появиться покупателю, как его голос стал вкрадчивым и угодливым. Он тотчас же бросился к Харальду, стал показывать ему бусы и на все лады расхваливать товар. Женщина, с которой он разговаривал прежде, обратилась к купцу с упреком:
– Восоли отроков, оже так буде на сестра тебе. Устрашись сраму ради!
– Гости бо сраму не имам, – холодно ответил купец. – Восолю отроков на ны да племянников похолоплю.
Харальд спросил Хрольва, в чем дело, и тот объяснил, что отроки – это слуги судей. Их посылают забрать имущество должника. Сестра задолжала брату, и теперь он грозится прислать отроков, отобрать ее имущество, а детей обратить в кабальных холопов.
– Его зовут Жадислав, – добавил Хрольв. – Я знаю его. За векшу он разорит сестру, а за ногату продаст в рабство мать и отца.
Харальд стыдился платья, которое подарил ему конунг свеев Энунд Углежог. В Упсале оно смотрелось недурно, но в Хольмгарде купцы расхаживали в таких богатых нарядах, что Харальд и Рёнгвальд чувствовали себя изгоями. Сын ярла подбивал Харальда попросить богатую одежду у супруги конунга. Харальду казалось позорным обращаться к Ингигерд, но Рёнгвальд уверял, что в этом нет ничего особенного.
– Ты молодой статный муж знатного рода. Она еще не старуха. Ей должно быть лестно сделать тебе хороший подарок.
– Нет, лучше уж приглядеть двух богатых купцов одного с нами роста и отобрать у них платье, – предложил Харальд.
– Я не против. Но нелегко найти купцов, которые разгуливали бы одни, без стражи. А если ты попросишь Ингигерд, она сразу же подарит нам одежду, – гнул свое Рёнгвальд.
Харальд так и не понял, намекнул ли Рёнгвальд супруге конунга или она сама догадалась о его желании, но вскоре Ингигерд подарила им два красных плаща, обшитых по краям золотой нитью. Они рассыпались в благодарностях, а Ингигерд только усмехнулась:
– Я понимаю, что молодым людям досадно за свое невзрачное платье, когда все кругом ходят разодетые, словно петухи. Но имей в виду, что это не от великого богатства. Словены часто одеваются не по средствам. В Хольмгарде любят пускать пыль в глаза!
Так или иначе, но теперь юный викинг не чувствовал себя убогим бедняком. К роскошному плащу понадобилась обувь. Добротные кожаные туфли, которые Харальд носил со времени битвы при Стикластадире, совсем развалились. Он мечтал о сапогах, но сомневался, может ли позволить себе подобную роскошь. Его отец Сигурд Свинья надевал сапоги только по торжественным случаям, например, когда вернулся из странствий его пасынок Олав Толстый. Тогда он приказал слугам открыть сундук и принести ему расшитый плащ и высокие козловые сапоги. Эти сапоги достались Сигурду от его отца, и он твердо рассчитывал, что Харальд, когда вырастет, тоже будет надевать их по праздникам.
Новгородский сапожник, в чью мастерскую на Торгу зашел Харальд, поклялся, что пошьет варяжскому гостю сапоги, каких не носят даже княжата Ярославичи. Ремесленник вцепился в викинга мертвой хваткой. С первого раза Харальд так и не решился заказать сапоги. Тогда новгородец вручил ему два скрученных куска бересты, на каждом из которых было выцарапано: «Кузьма, сапожник, Селятин сыно», и проводил со словами:
