28 мгновений весны 1945-го - Вячеслав Алексеевич Никонов
Гарриман, Форрестол и Дин поддержали президента; по мнению посла и военного представителя в Москве, твердость только поможет избежать большего разрыва, тем более что СССР вступит в войну с Японией, невзирая на остальные факторы. Короче, заключил Форрестол, «если русские будут упорствовать, то лучше устроить демонстрацию силы уже сейчас, чем позднее».
Начальник ОКНШ генерал Маршалл занял сторону Стимсона. Он подтвердил большую заинтересованность военного командования во вступлении в войну с Японией и согласился со Стимсоном в том, что польский кризис угрожает «серьезным разрывом с Россией». Сразу же вслед за этим военный министр поспешил подняться и попрощаться с сидящими за столом. Он не хотел участвовать в скандале с Молотовым.
После этого выступил еще и адмирал Леги:
– Я покидал Ялту с чувством, что советское правительство не намеревалось разрешить свободному правительству функционировать в Польше. Я был бы удивлен, если бы советское правительство действовало иначе, чем оно поступает. Есть серьезные основания рвать с русскими.
Трумэн подвел итог:
– Я удовлетворен тем, что с военной точки зрения нет причин для того, чтобы мы отказались от нашего понимания крымских соглашений. Прошу госсекретаря подготовить для меня: 1) заявление для вручения мистеру Молотову для маршала Сталина; 2) список замечаний, которые я могу устно сделать мистеру Молотову; 3) проект заявления для прессы.
Возобладала точка зрения сторонников жесткой линии: Трумэн должен говорить с Молотовым ультимативным тоном.
Молотов вместе с советским послом в США Андреем Андреевичем Громыко и переводчиком Павловым прибыл в кабинет президента в Белом доме ровно в назначенные 17.30. Вместе с Трумэном были Стеттиниус, Гарриман, Леги, переводил Болен. «В отличие от предыдущего вечера было мало протокола, и, поприветствовав русского министра иностранных дел и его помощников, я сразу перешел к главному, – пойдем по мемуарам Трумэна. – Я с сожалением узнал, сказал я, что не был достигнут прогресс в решении польского вопроса».
– Я тоже об этом сожалею, – заметил Молотов.
За этим последовал монолог Трумэна:
– Те предложения, которые содержались в совместном послании от Черчилля и меня, которые были переданы в Москву 16 апреля (это те, что Сталин получил 18-го. – В.Н.), были полностью справедливыми и разумными. Правительство Соединенных Штатов не согласно участвовать в формировании такого польского правительства, которое не представляет все польские демократические элементы. Я глубоко разочарован советским правительством, которое не проводит консультаций с какими-либо представителями польского правительства, кроме официальных лиц варшавского режима. Соединенные Штаты вместе с другими членами Объединенных Наций твердо решили создать всемирную организацию, вне зависимости от того, какие разногласия могут возникнуть в этом отношении. Неспособность трех основных союзников, которые вынесли тяготы войны, выполнить крымские решения по Польше вызывает серьезные сомнения в отношении единства их целей в послевоенном сотрудничестве.
Трумэн никак не мог остановиться и перешел к рекомендованному ему ранее Гарриманом экономическому шантажу:
– В этой стране для любых международных экономических мер требуется законодательное утверждение, и я не ожидаю поддержки таких мер конгрессом, пока у них не будет международной поддержки. Надеюсь, советское правительство будет иметь эти факторы в виду, когда будет рассматривать совместные британские и американские предложения и примет их. А вам будет поручено продолжать дискуссии в Сан-Франциско на этой основе.
После чего президент протянул Молотову документ, названный им «Информацией для Маршала Сталина» и подписанный им самим.
– Прошу передать его маршалу Сталину немедленно.
Молотов не стал читать врученную ему бумагу. Озадаченный хамским тоном, он поинтересовался:
– Будет ли мне позволено сделать несколько замечаний?
Президент не возражал.
– Я выражу мнение советского правительства, когда скажу, что мы хотели бы сотрудничать с Соединенными Штатами и Великобританией, как и прежде.
– Иначе бы нам не было смысла сейчас разговаривать, – петушился Трумэн.
– Первое, – продолжал Молотов. – Основа сотрудничества была создана, и, несмотря на неизбежные возникающие трудности, три правительства могли находить общий язык и на этой основе преодолевать эти трудности. Второе. Три правительства имели дело друг с другом как равные партнеры. И не было ни одного случая, когда бы один или два из них пытались навязать свою волю другим. И это единственная основа сотрудничества, приемлемая для советского правительства.
– Все, чего мы просим, это чтобы советское правительство выполнило крымское решение по Польше, – не унимался Трумэн.
– Как гарант крымских соглашений наше правительство стоит за их выполнение, для нас это вопрос чести, – Молотов был явно настроен на продолжительную беседу. – Они – хорошая основа, которая стала результатом предыдущей работы и которая открывает хорошие перспективы на будущее. Советское правительство уверено, что все трудности преодолимы.
– Было достигнуто соглашение по Польше, – резко прервал его Трумэн. – И нужно сделать всего одну вещь. Маршал Сталин должен выполнить соглашение в соответствии с его буквой.
Молотов знал каждую букву в соглашении, поскольку сам его писал, много дней согласовывал с коллегами из США и Англии, а потом и подписывал. И он знал, что как раз ни одной буквы Москва не нарушала, потому что там было сказано о расширении существовавшего правительства за счет других представителей польской общественности. Но там точно не говорилось, что СССР обязан допускать к консультациям на этот счет именно тех антисоветчиков, чьи фамилии были перечислены в совместном послании Сталину от лидеров Америки и Британии.
– Сталин в письме от 7 апреля изложил свои взгляды на соглашение, – напомнил Молотов. – От себя добавлю: если трем правительствам удалось прийти к соглашению по вопросу о составе югославского правительства, почему ту же формулу нельзя применить в случае с Польшей?
– Соглашение было достигнуто по Польше. И я только прошу, чтобы оно было выполнено советским правительством, – настаивал Трумэн.
– Мое правительство поддерживает крымские решения. Но я не согласен, чтобы искажение этих решений другими могло бы рассматриваться как их нарушение советской стороной. Польский вопрос, касающийся нашей соседней страны, имеет большую важность для советского правительства.
Далее президент, как написано в его воспоминаниях, заявил, что «дальнейший прогресс в отношениях возможен только на основе соблюдения достигнутых соглашений, а не принципов улицы с односторонним движением».
И закончилась беседа, по словам Трумэна, хрестоматийным обменом мнениями, который зафиксирован во всех исследованиях о холодной войне:
«– Со мной еще никто так не разговаривал! – сказал Молотов.
Я ему ответил:
– Выполняйте свои договоренности, и с вами не будут так разговаривать».
Справедливости ради следует заметить, что ни в советской, ни в американской записи беседы этого знаменитого обмена колкостями нет.
