Андрей Степаненко - Великий мертвый

— Я все сказал, — поднялся Какама-цин. — Готовьтесь. Время дорого.

Вожди радостно загомонили, а едва начали подыматься, тростниковая занавесь на входе жалобно хрустнула и отлетела в сторону. Они вскочили, потянулись за оружием, но было уже поздно, — в дом, один за другим, влетели два десятка гвардейцев.

— Что это?! Какама-цин! Что происходит?!

И тогда на входе показался один из самых старых и самых близких родственников предводителя мятежа — почти отец.

— Какама-цин!

— Да… — отодвинулся от приставленного к горлу меча Какама-цин.

— Ничего завтра не будет, Какама-цин, — сурово поджал губы старый вождь.

Вожди замерли. Происходило что-то непоправимое.

— Вы все арестованы, — печально произнес старый вождь. — Вот печать Мотекусомы. И ты, Какама-цин сейчас предстанешь перед судом Великого Тлатоани.

Увидев стоящего на коленях и уже закованного в кастильские цепи Какама-цина, Кортес опешил.

— Ты?!

Если честно, то, рассылая от имени Мотекусомы приказ об аресте Какама-цина, он не надеялся почти ни на что.

«Разве что на чудо?»

Подошедший вслед Альварадо хохотнул.

— Смотри, какого зверя привели! Осталось — кольцо в нос и в клетку!

— Это я его для тебя поймал, Колтес, — забеспокоился, что его ототрут от славы, старый вождь.

— Пошел вон, — отмахнулся Кортес. — К Мотекусоме иди; это он у вас Тлатоани.

Кортес опустился на корточки — лицом к лицу с Какама-цином — и заглянул ему прямо в глаза.

— А я тебя предупреждал… не связывайся со Священной Римской империей. Не связывайся с кастильцами. Не связывайся со мной… я и не таких на карачки ставил.

Какама-цин молчал.

Кортес усмехнулся и поднялся с корточек.

— Кортес…

Он обернулся. Это был штатный палач.

— Жечь будем? — равнодушно поинтересовался палач. — А то я… все приготовлю…

— Рано, — мотнул головой Кортес и широко, счастливо улыбнулся.

Он совершенно точно знал: с арестом главного мятежника число осторожных индейцев резко возрастет. А если взять в заложники еще и весь гарем Какама-цина, они, — может быть, — выйдут отсюда без боя.

— Господи… — глянул он в небо и вскинул руки. — Спасибо! Спа-си-бо, Гос-по-ди!!!

Солдаты начали рваться домой уже на следующее утро. Но Кортес понимал — рано. И лишь когда вожди привели еще троих арестованных мятежников, всем телом почувствовал, как там, в небесах что-то сдвинулось, — окончательно.

А той же ночью, одним жестом отправив прочь очередную индейскую жену Кортеса, к нему пришла Марина. Подхватив огромный живот руками, уселась на постель и погладила по волосам.

— Бедный Кортес… — потешно выговаривая букву «р», произнесла она. — Мне так жалко, что ты безродный.

Кортес улыбнулся и заложил руки за голову.

— Я не безродный. С чего ты взяла?

— Ты же не брат дону Карлосу…

— Ну, и что?

— Если ты не брат главного вождя, тебя не поставят править это страной.

Кортес рассмеялся. Рассуждать, поставят ли тебя править этой страной, когда жизнь еще болтается на волоске… это было замечательно.

— Иногда ставят… — возразил он. — Вон Веласкеса несколько лет Колумбы ко двору не допускали… а теперь он — аделантадо.

— А ты можешь стать аделантадо? — моргнула Марина.

Кортес задумался. Вообще-то верхом его мечтаний было губернаторское кресло — хорошее, удобное и надежное. И если кое-кого подмазать, — а золотишко он в озере уже притопил, — вполне можно и добиться. Вопрос, только где. Куба занята, Ямайка занята… а здесь… дай Бог, чтобы его еще не убили, или дома не повесили… с подачи таких, как Ордас. У этой публики всегда найдется пара опасных свидетелей.

Нет, формально Ордас был прав. И даже взятое Кортесом золото не могло исправить главной беды: Кортес не сумел подвести эту страну под Кастильскую Корону. Хуже того, напрочь испортил отношения, — теперь лет сто придется воевать, пока последнего индейца на колени поставишь.

Кортес потянулся и прикрыл глаза. Если бы мешики были совсем дикими, как, скажем, на островах, он просто зачитал бы им «Рекеримьенто» и — вся эта земля в тот же миг стала бы кастильской. Но у них были власть и суд, законы и чертовы хроники и даже счетоводы и нотариусы, и вот это резко все усложняло…

— Я хочу стать Сиу-Коатль! — затрясла его Марина.

— Что? — не понял Кортес.

— Я. Хочу. Стать. Сиу-Коатль, — упрямо повторила Марина.

— Это главной женой, что ли? — рассмеялся Кортес. — Так ты и так здесь у меня главная…

— Ты опять не понял! — рассердилась Марина. — Я высокородная! Понимаешь?!

Кортес криво улыбнулся. Марина крайне высокомерно упоминала об этом при каждой встрече с вождями, разве что за исключением здешних… и, надо признать, это мгновенно давало ей, а значит, и Кортесу изрядную фору — на любых переговорах.

— Я имею право стать Сиу-Коатль! — совсем уже разъярилась Марина. — Даже если возьму в мужья простого носильщика!

— Так становись, — беззаботно хохотнул Кортес.

Марина насупилась.

— Мне нужен сильный муж. Такой, как Мотекусома. Или как ты. А ты не ничего не понимаешь.

Кортес уклончиво хмыкнул. Его впервые сравнили с Мотекусомой, и, как ни странно, это ему польстило. Марина легла рядом и, аккуратно пристроив живот, прижалась к нему — всем телом.

— Ты согласился бы стать мужем Сиу-Коатль?

— Как Мотекусома? — улыбнулся Кортес. — Неплохо бы…

Марина вскочила с постели.

— Так ты согласен?! Правда?!

Кортес рассмеялся.

— Сядь. Объясни толком, чего ты хочешь…

Марина сверкнула маслинами глаз и присела рядом.

— Надо собрать Большой совет. Ты понимаешь? Все вожди должны прийти в столицу. И ты станешь как Мотекусома. Даже больше.

— Что ты несешь?

Марина обиженно выпятила губы.

— Помнишь, я тебе сказала, в какой день надо стать вождем?

— Помню.

— Я была права?

— Ну… в общем… да.

Действительно, когда индейцы узнавали, что сходка назначила Кортеса генерал-капитаном 12 мая, в священный день месяца Паш, все вопросы о его легитимности отпадали сами собой.

— Тогда пойдем к Мотекусоме! — вскочила Марина. — Ты должен потребовать от него, чтобы он созвал Большой совет.

Кортес невесело рассмеялся. Лично он запланировал отсюда свалить. И очень скоро.

— Вставай! — заорала Марина и гневно заколотила себя кулачками по бедрам. — Ты мне обещал!

Кортес удивленно моргнул.

— Что я тебе обещал?

Марина с размаху уселась на постель, закрыла скуластое личико ладошками и заплакала.