Александр Авраменко - Красно Солнышко
Посовещались работорговцы, пообещали на будущий год привезти всех, кого найдут, но не меньше трёх тысяч человек. На столько тот сундук потянул. Порадовался Крут, но будет то лишь в следующем году, да и привезут народ измученный, в полную силу работать не могущий. Его ещё откормить нужно будет да вылечить. На то время понадобится, понятно. Но не страшно это. Нисколечко. Ибо помочь родовичу – святое. А сейчас-то кого везти? Пусты корабли. Лишь экипажи на борту да воины. Пассажиров нет. Никого. Некого везти за моря, некого на новые угодья сажать.
Но и тут Крут не опечалился, а послал глашатая по всей округе и граду, что готов выкупить он всех должников кабальных, кто не в силах долги свои выплатить, при условии, что те с ним пойдут. А таковых набралось едва ли не под тысячу: неурожай был в прошлом году да нашествие ромеев. Так что многие и многие задолжали, продавали себя в закупы, в рабы, лишь бы семьи да детишек прокормить… Похудела мошна так, что и дно видать, но доволен воин – поручение выполнил. Теперь можно и возвращаться со спокойной душой в новый мир!.. Грузятся люди на корабли, счастью своему не верят. Свободу получили! Избавились от постылого любому рабства! К тому же, по слухам, жизнь там, в новых местах, спокойнее и богаче, да и князья не столь жестоки, как местные богатеи. Наслышаны о них, и немало! К тому же, чтобы семьи не разлучать, разрешил Крут с собой их забрать, и многие решились. Да что там многие, почитай, все. Кто с собой детей везёт, кто идёт, потому что должны люди отработать за свой выкуп три года на новом месте, но разлучаться на столь долгий срок близкие не желают. К тому же и надежда, что на новом месте будет лучше, и вольный дух, что требует нового, и любопытство человеческое извечное… И идут люди на лодьи стар и млад, мужи и жёны, отроки и девицы. Прослышав о таком, сироты приходили, коих много появилось в славянской земле после нашествия ромеев, просились уплыть с дружиной. Без надежды просили. Просто пытаясь что-то изменить в своей горькой судьбине… Никому Крут не отказывал – брал всех. Уж и недовольны жрецы, косятся на воина нехорошо. Разговоры строгие с ним говорят, пеняют на деяния неслыханные, а тот им в ответ одно:
– Сказали, самому людей искать. Я и ищу!
Злятся жрецы. Но терпят. Слово ведь сказано. Но, видно, совсем не по нраву им то, что творится сейчас в Арконе, ибо в ночь перед отплытием явились к нему двое старших жрецов, вызвали на пристань, молвили слово суровое: больше храм с князьями дел иметь не хочет. Вольны они, и пусть живут сами по себе. Ни на кого не рассчитывают, ни на какую помощь. А коли задумают вернуться на славянские земли – нет им сюда хода. И людям их тоже нет! Следующий год, поскольку, опять же, слово дадено, могут приплыть лодьи из новой земли сюда, но это будет последний раз! И больше ни кормить дружину, ни устраивать[41] жрецы не станут. И кстати, за ссуженные на время лодьи чтобы плату не забыли внести да вернуть кораблики по приходе. Как хотите людей вывозите к себе. Больше мы вас знать не знаем!
Выслушал Крут, нахмурился. Пообещал, что передаст слово в слово братьям сказанное. Ночь не спал, думал, как дело поправить, но ничего не надумал. А утром повелел паруса поднимать, в Славгород путь держать.
…Услыхав слава, вскочил вождь сенека, ударил себя кулаком в грудь, потребовал слова. А получив разрешение, начал смеяться над гуронами, обзывать славов непотребными словами и лжецами, ибо нет у них вампума от племён, самозванцы они, наёмники из чужих земель. А гуроны добровольно отказались от своей земли, передав вампум племени им, сенека. В доказательство своих слов приказал тот вождь принести гуронский пояс, потрясал им перед всеми, бахвалясь, пока не встал Брячислав и не молвила скво его слова:
– За бранные слова и клевету объявляют славы войну сенека. А сейчас вождь Могучая Рука требует поединка. Да не на оружии, а голыми руками.
Гробовая тишина воцарилась на Совете. Неслыханные то слова. Ибо заповедано Маниту, что прийти на Совет племён и уйти с него должен каждый. Но и слова были сказаны неслыханные. Ясно одно, что кто-то из вождей лжёт, – дело тоже невиданное. И скорее всего – чужеземец. Ибо сенека знают давно. С основания земли. А он – только появился. И его народ даже ещё не признан на Совете племенем, равным прочим. Думали, рядили, решил жребий бросать. Кинули в мешок камни, чёрный и белый. Позвали слепого шамана, чтобы тот вытащил один из них. Коли белый – правда на стороне бледнолицего. Значит, поединку быть. Нет – лжёт чужак. И отдать землю ирокезам. Да проследить, чтобы повеление Совета исполнено было. Должны уйти чужаки. Восвояси. Иначе все племена Великой земли поднимутся против них.
Выслушал решение Брячислав, сел спокойно. Стал ждать. Явился шаман, вытащил чёрный камень. Завопил обрадованно сенека, затряс вампумом над головой, но словно молния мелькнул невиданный нож чужеземца, распорол мешок жребия – и пал на землю… второй камень, такой же чёрный. Два одинаковых камня положили шаманы, желая отомстить белым людям и их шаману, явившему всем своего бога, пороча слово вождей. По-прежнему молча, как подобает истинному воину, поднялся бледнолицый. Навис над сенекой, вырвал у того из рук вампум гуронов, своей скво кинул. А потом… просто ударил один раз. С плеча. Да с такой скоростью, что никто даже не рассмотрел, как это произошло… Но пал сенека на колени, силясь что-то сказать, выплюнул вдруг ком кровавый с губ, рухнул навзничь и, дёрнувшись, затих, навсегда опозорив своё племя. Лишь отпечаток кулака был у краснокожего на одежде и теле и вмятина, до позвоночника достающая. Пробил чужак стальной рукой грудную клетку, раздробил все кости и позвонки. А потом ударил себя в грудь, и гордо произнесла скво его слова:
– Кто ещё желает меня на битву вызвать?
Не нашлось таковых. Все видели ужасный конец вождя сенека. Тогда спросил вновь чужак, а скво вскинула к Великому небу вампум невиданный алый нового племени:
– Согласны ли вожди признать народ славов новым племенем и отдать ему земли гуронов и сенека?
Опешили вожди. Ибо говорил тот так, будто уже выиграл войну, ещё неначатую. Ничего не сказали. Тогда чужак подошёл к шесту, на котором висели пояса племён, и сорвал вампум тотемный сенека, тоже бросил его своей скво. Потом повторил вопрос вождям. И вновь они ничего не ответили. Тогда чужак сказал по-другому, что просит он лишь признать его народ племенем, равным прочим, и отдать ему земли гуронов. Только тогда получил он согласие Совета, но вампум сенека не вернул. Не стал вешать его на Столб племён. Жест сделал отрицающий, и скво перевела:
– Если не хотят вожди отдать славам земли сенека, славы сами возьмут их. Ибо между ними вражда. А значит – война. И не стоит прочим вмешиваться в дела двух племён. Ибо есть среди наших обычаев один, о котором знать всем следует, – кто придёт к нам с оружием, с ним и лежать на земле останется. Ибо нет пощады тем, кто поднимает руку на слава.
