Гэри Дженнингс - Пророчество Апокалипсиса 2012
С высоты горного склона простирающийся во всех направлениях прекрасный, поражающий воображение город казался подлинным чудом.
— Кто воздвиг этот великий город? — с придыханием спросил я. — Тольтеки? Майя?
— Этого не знает никто. В Теотиуакане говорят на том же языке науатль, что тольтеки и ацтеки, но это не язык древних строителей города. А те, как считается, жили бок о бок с богами.
— Надо же, — покачал головой я, — никто не знает, что за люди построили величайший из всех городов сего мира. Не знает даже, как они себя называли, на каком языке говорили. Ай-йо, боги задают нам загадки, чтобы позабавиться.[33]
Мы остановились на постоялом дворе у подножия горы, а когда группа носильщиков выступила по направлению к городу, пристроились к ним.
— Дороги здесь далеко не так безопасны для путников, как во владениях тольтеков, — сообщила Иксчааль. — Ты сам убедишься, что в этих краях купцы и их носильщики предпочитают путешествовать в составе больших караванов, способных себя защитить. И чем дальше на юг, тем опаснее дороги.
Точно так же, как Толлан или Тахин, этот город был окружен полями маиса, бобов, перца и агавы. И, лишь приблизившись к городским стенам, мы заметили соседствующие со следами величия признаки упадка.
— Роспись на городских стенах поблекла, — заметил я.
— В Теотиуакане все поблекло, — отозвалась моя спутница.
Стража у ворот вела себя грубо, неприкрыто вымогая у путников взятки, прежде всего у купцов и торговцев. Некоторых останавливали и обшаривали их пожитки, всячески давая понять, что нужно делиться. Однако мы прошли в ворота беспрепятственно, поскольку пристроились к колонне носильщиков, вожак которой сумел поладить с привратниками.
За воротами разница между Толланом и Городом богов сделалась еще очевиднее. Здесь сохранилось множество росписей, когда-то ярких и броских, но теперь потускневших и облупившихся. Штукатурка повсюду осыпалась, улицы были завалены мусором и нечистотами. Вода в бассейнах стояла грязная и вонючая.
Неожиданно раздались крики, и прохожие шарахнулись в стороны, прижимаясь к стенам зданий. Мы последовали их примеру.
Оказалось, по улице несли паланкин знатного вельможи, возможно даже члена правящей семьи, и шедшие впереди воины бесцеремонно разгоняли народ дубинками. При этом уличная толпа была плотной, улица узкой, и увернуться от ударов не представлялось возможным, так что, когда воины поравнялись с нами, мне не оставалось ничего другого, кроме как принять удары на себя и по возможности прикрыть от них Иксчааль. Я обнял ее и повернулся к паланкину спиной, пригнув голову. По спине мне и досталось. Я испустил громкий стон, надеясь таким образом убедить стража в том, что он исполнил свой долг со всем надлежащим рвением… лучше с этим не справились бы и все демоны Миктлантекутли.
После того как паланкин и стража удалились, мы собрались идти дальше.
— Спасибо, — сказала Иксчааль.
— Ты спасла мне жизнь, — улыбнулся я. — И не единожды.
— Это мой долг.
— Кроме того, я обязан тебе многим, что узнал и увидел. Да хоть бы тот же Теотиуакан. Вряд ли я увижу что-либо подобное до конца своих дней.
— Пожалуй, не увидишь — по той простой причине, что второго Теотиуакана не существует под солнцем. И не только потому, что это величайший город сего мира. Даже сегодня его пирамиды, храмы и дворцы служат недосягаемыми образцами совершенства, и большая часть того, что мы видим в других городах, является не более чем жалким подражанием здешним чудесам. Сам Кецалькоатль и другие боги называли этот город своим домом и разгуливали по этим улицам, освящая землю под своими ногами. То, что они бывали здесь, ощущается и по сей день.
— Возможно, в древности явление божества вдохновило художников и ученых Толлана, — предположил я.
— Теотиуакану, разумеется, завидовал весь сей мир, — сказала моя спутница. — Даже майя, и те подражали храмам, зданиям и улицам этого города. Твои люди-псы, мечтающие разграбить Толлан и основать на его развалинах собственную державу, понятия не имеют о том, что Толлан есть лишь бледное отражение того, что ты видишь здесь.
Правда, вела меня Иксчааль отнюдь не по самым впечатляющим городским кварталам, а все больше по темным, узким задним улочкам, чтобы как можно меньше попадаться людям на глаза.
Добравшись никем не замеченными до Церемониального центра, мы остановились перед гороподобными пирамидами, посвященными богам Солнца и Луны.
— Лестницы в небо, — прошептала Иксчааль, ее глаза увлажнились.
Я всей кожей чувствовал исходившую от священных храмов великую силу. Мне трудно было представить, как нечто столь величественное могло быть делом человеческих рук. Нет, только боги могли сотворить этот город, столь гигантский, непостижимый и разный, в котором божественное величие сосуществует с людским небрежением и упадком.
— Как мог Теотиуакан лишиться милости богов? — спросил я.
— Купцы и знать разбогатели, разжирели и расслабились, — ответила Иксчааль. — Они перестали возводить храмы, создавать произведения искусства, даже защищать свою державу. Куда больше их стали интересовать нажива и удовлетворение своих низменных желаний. Этим они обесчестили и себя, и вверивших им великое наследие богов. — Иксчааль взглянула мне прямо в глаза, словно предлагая с ней поспорить. — Они позабыли о том, что боги требуют ревностных трудов и презирают нерешительность и слабость. И Толлан постигнет та же участь, если город не прекратит бездумно расточать внутренние силы.
Она поведала о том, что сейчас в Теотиуакане правит жестокий правитель и клика заносчивых, распутных вельмож, презирающих все, угодно Пернатому Змею: математику и астрономию, учебу и науку, зодчество и искусство, даже сам ветер, море и звезды.
— Как и в Толлане, упадок в Теотиуакане начался с немилости бога дождя, — продолжала она. — Скудели урожаи, дорожала провизия, а жадные купцы и знать, не думавшие ни о чем, кроме наживы, усугубили и без того непростое положение, начав придерживать продовольствие, чтобы поднять цены до небес. Несчастным беднякам приходилось отдавать все, что они имели, за жалкую пригоршню маиса.
Завидев группу оживленно болтавших и смеющихся стражников, собравшихся возле казармы вокруг внушительного чана с октли, мы решили обойти их стороной. К сожалению, они уже напились настолько, что совершенно утратили человеческий облик, превратившись в грязных, грубых скотов, одолеваемых отвратительной похотью. Когда мы проходили мимо, один из них бесцеремонно схватил Иксчааль и потащил в казарму. И вправду, с чего бы ему пришло в голову церемониться с нищими, бесправными носильщиками?
