Георгий Свиридов - Ринг за колючей проволокой
«Всех не уничтожить!» А мне кажется, можно уничтожить всех. Я, например, после этого рационализировал свою работу. Принимаю сразу по три заключенных, и пропускная способность намного увеличилась!
Говен вмешался в разговор:
— Глупости. Черт возьми, плохо вы знаете фюрера! Недавно я был в Берлине, в управлений охранных отрядов СС, и там узнал приятнейшую новость: заканчивается испытание нового оружия колоссальной мощности. Вы даже и не представляете себе, что это за сила! Двух-трех таких бомб вполне достаточно, чтобы смести с лица земли такой город, как Москва или Лондон. Великая Германия еще покажет себя!
Майор Адольф Говен увлекся. Эти слова привлекли внимание офицеров, и они столпились вокруг него.
— Фюрер уверенно смотрит в будущее. Он утвердил план использования людских ресурсов оккупированных территорий. Гениальный план расширить «жизненное пространство» за счет Франции, Чехословакии, Украины, Польши будет выполнен. Смею вам сообщить, что мы получили секретное указание начать подготовку к массовой стерилизации населения этих территорий. Это даст нам хорошую рабочую силу, которая в течение двадцати-двадцати пяти лет, пока увеличится наша нация, сама по себе исчезнет, не оставляя потомства.
А в другом конце гостиной Шуберт и Густ внимательно слушали начальника гестапо. Ле-Клайре шептал:
— Наш тюрингский фюрер Заукель начал переправлять свои капиталы в швейцарский банк…
Фрау Матильда дотронулась до руки Густа, лежащей у нее на коленях:
— Дорогой, мне не совсем понятно, о чем он говорит.
Густ улыбнулся наивности жены. Привлек ее к себе.
— Я все объясню, только не здесь… Я соскучился…
Ощущая на своей талии сильную руку мужа, Матильда улыбалась. В голове ее шумело от выпитого. Фигуры людей расплывались. И все-таки она отыскала взглядом Эльзу Кох. Та сидела у окна, откинув голову на спинку кресла, и глядела в потолок опустошенным взглядом. Матильда прочла в этом взгляде тоску, одиночество, разочарованность. Значит, и у этой бухенвальдской львицы не все так благополучно, как кажется? Могла ли знать фрау Матильда, что вчера, после вечерней проверки, был расстрелян молодой отчаянный уголовник Артур, любовник Эльзы. В ушах Эльзы еще звучали процеженные сквозь зубы слова мужа, нагрянувшего в Бухенвальд так неожиданно:
— Этот парень был болтлив… Советую тебе отказаться от своих привычек.
Фрау Эльза встряхнула рыжими кудрями, как бы сбрасывая с себя тяжесть воспоминаний. В глазах ее вспыхнул прежний голубой пламень. Она устремилась к столу. Схватила бокал, наполненный коньяком.
— Господа! За Германию! За фюрера!
Пустой бокал со звоном разбился о паркет. Этого было достаточно, чтобы встряхнуть осовевших офицеров и вновь привлечь внимание к себе. Эсэсовцы с криками «Хайль!» стали опустошать бутылки. На пол полетели опорожненные бокалы. И среди пьяного гвалта, выкриков, звона выделялся зовущий, властный голос фрау Эльзы.
Притихшая и ошеломленная Матильда в ужасе отпрянула, когда увидела фрау Эльзу, в диком порыве взлетевшую на стол. Фрау Шуберт ахнула: ее любимое фарфоровое блюдо хрустнуло под зеленой туфлей осатаневшей женщины.
— За Великую Германию!
Лицо Эльзы горело. Казалось, что и на голове ее, вместо волос, пылает костер. Залпом опорожнив бокал, она запела:
Германия, Германия превыше всего…
Пьяные эсэсовцы схватились за руки, образовав вокруг стола кольцо. В открытые окна несся дикий рев:
Германия, Германия превыше всего…
Матильде никогда не приходилось бывать на эсэсовских попойках. Хруст стекла под сапогами, расстегнутые обвисшие мундиры, пьяные вытаращенные глаза…
Вдруг в дверях в сопровождении конвоя появился комендант Бухенвальда штандартенфюрер Пистер.
— Прекратить! — заорал он.
Голос коменданта потонул в пьяном реве. На него не обращали внимания. Побледневший Пистер выхватил пистолет. В комнате грохнули выстрелы.
Ошалевшие офицеры застыли. Кривя губы, уничтожающе оглядывая собравшихся, штандартенфюрер выругался:
— Сволочи! Пируете! На севере Франции высадили десант… Открылся второй фронт.
Глава тридцатая
Гитлеровская империя трещит по всем швам, как идущий ко дну старый пароход. Вести о победоносном наступлении советских войск передаются из уст в уста, волнуют весь Бухенвальд. У фашистов дела плохи. В Германии объявлена очередная тотальная мобилизация. Большинство подразделений эсэсовской дивизии «Мертвая голова» по приказанию имперской канцелярии сняты с охраны Бухенвальда и брошены на восток, на затычку многочисленных прорывов фронта. Их место заняли солдаты стареющих возрастов, среди которых немало участников первой империалистической войны. Новые охранники ведут себя тише, не зверствуют. Но зато оставшиеся эсэсовские палачи «трудятся» не покладая рук. Чувствуя, что скоро наступит час расплаты и им не сдобровать, они стремятся как можно больше людей отправить в крематорий.
Известие о втором фронте, о высадке союзнических войск взбудоражило заключенных. Новость облетела все бараки, объединяя в одну семью всех антифашистов.
После обеда двадцать пятого августа к Андрею заглянул француз Поль Рэнуар, тот самый, который не раз вместе с Шарлем был судьей на ринге. Он принес подарок от французских патриотов — маленькую плитку шоколада и кусочек копченого окорока.
— Мой друг получил посылку от Красного Креста, — пояснил он.
Видя, что Бурзенко не понимает, Поль гвоздем начертил на столе флаг с крестом и полумесяцем. Андрей закивал головой.
— Спасибо, друг. Скоро Гитлер капут! Рот фронт!
— Фронт, фронт, — утвердительно кивнул Поль Рэнуар, — цвей фронт!
И тут же нарисовал очертания Франции, Англии, провел жирные стрелы, изобразил самолет и написал цифру.
— О! — многозначительно произносил Поль. — Цвей фронт! Цвей фронт!
— Сервус! — ответил Андрей французу словом, которое обозначало в Бухенвальде солидарность, дружбу, совместную борьбу.
— Сервус, друг, сервус!
В это время раздался рев сирены. Узники переглянулись. Тревога днем? Что это значит? Побег?
Однако сирена завывала по причине совсем иного рода.
— Лагерь, слушай! Воздушная тревога! Воздушная тревога! Воздушная тревога!
Как бы в подтверждение этих слов в эсэсовском городке заговорили скорострельные пушки.
— Зенитки, — определял Андрей. — Зенитки, понимаешь?
Поль широко улыбался и кивал головой.
Над Бухенвальдом показалась эскадрилья боевых машин.