Георгий Свиридов - Ринг за колючей проволокой
Густ не стал слушать начинающийся дуэт супругов. Он прошел в переднюю, оттуда в узкий коридор и, наконец, попал в изолированную уютную трехкомнатную квартиру. Прежде чем открыть дверь, Густ брезгливо отшвырнул огромного дымчатого кота. Эти отвратительные твари бродят по роскошно убранным комнатам дома, как хозяева. Они играют, грызутся, наполняют дом мяуканьем и требуют на обед лучшие блюда…
Привязанность Шуберта к кошкам была безгранична. Они влезали к нему ночью под одеяло — причина, по которой фрау Шуберт давно отказалась спать на кровати мужа. Кошки прохаживались перед ним по столу, пока он обедал, выгибая спины и расправляя хвосты над тарелками.
Войдя в свою квартиру, Густ включил свет и сразу же увидел на широкой голубой тахте белую жирную кошку. Она зажмурилась от яркого света и настороженно взглянула на вошедшего. Угадав намерения Густа, любимица хозяина Альба вскочила, собираясь, как обычно, спрятаться под тахту. Но Густ успел схватить кошку за жирную шею и с силой вышвырнул за окно.
Молодой лагерфюрер прошелся по комнатам. В нем клокотала злость. В спальне накрыт небольшой стол на два человека: сардины, заливной поросенок, шоколад и фрукты. На подносе бутылки с ликером, коньяком. В ведре со льдом шампанское. Сегодня, черт возьми, он собирался провести вечер со своей молодой женой, а на завтра в доме Шуберта назначен банкет в честь ее приезда.
Густ подошел к столу. Налил коньяку. Выпил. Еще налил. Подцепил вилкой сардину. А кто, собственно, запретит ему провести весело вечер? Он уселся и плотно поужинал. Допил бутылку коньяку и, шатаясь, подошел к телефону. Почему бы ему сегодня не развлечься? Он снял телефонную трубку и вызвал фельдфебеля Фкшера.
— Карину… Ко мне… Только там не застревай. Живо!
Через полчаса венецианку Карину Джованандо, одну из обитательниц публичного дома, доставили к Густу. Публичный дом в лагере был открыт специально для эсэсовцев. Отличившимся зеленым иногда давались талоны для входа в это заведение. Туда было отобрано более сотни красивых молодых женщин из женского лагеря. Бессильные, сломленные, они являлись безответными жертвами нацистов.
Полупьяный Густ встретил Карину жадным пронизывающим взглядом. Семнадцатилетней девушкой Карина закончила хореографическую школу и дебютировала в венецианском театре, когда ее отца, антифашиста Джозефа Джованандо, схватили чернорубашечники. Его повесили, а семью бросили в концлагерь. Тонкая, изящная венецианка, с большими черными глазами, чем-то напоминала Густу его жену.
Густ перехватил голодный взгляд невольницы, устремленный на яства. Не поднимаясь из-за стола, бросил:
— Подойди!
Стройная фигура и сильные точеные ноги балерины едва обрисовывались под грубым арестантским платьем. Густ наполнил бокал:
— Пей.
Он поднес бокал к ее выпуклым губам:
— Пей… живо!
Захлебываясь, морщась, Карина пила один бокал за другим. Когда глаза девушки затуманились, а ноги стали подкашиваться, Густ короткими нервными движениями раздел ее, не оставив на теле даже тесемки. Приказав не двигаться с места, сел, откинувшись в кресло. Несколько минут, не отрывая взгляда от обнаженного тела балерины, затягивался сигарой.
— Танцуй!
Карина очнулась от равнодушного оцепенения. Не все ли равно перед кем танцевать? Перед этим молодым развращенным эсэсовцем или перед наглыми и еще более развращенными слугами фашистов? Она танцевала. Желтый свет торшера выхватывал из полутьмы очертания гибкого оголенного тела. Она танцевала под визгливые звуки немецкого походного марша, который изрыгал огромный двенадцатиламповый радиоприемник. Танцевала до тех пор, пока Густ не выключил торшер. Тогда наступила бессонная, еще более отвратительная ночь.
Перед рассветом Густа разбудил телефонный звонок. Ночь казалась ему и без того короткой. Он швырнул трубку. Но звонок тотчас повторился.
— В чем дело? — заорал Густ.
Дежурный эсэсовец торопливо сообщал, что прибыла фрау Матильда и что помощник начальника караула сопровождает ее к дому Шуберта.
Густ подскочил к кровати и с силой тряхнул спящую. В следующий же момент та была на ногах.
— Живо! Собирайся!
Он кидал перепуганной девушке ее вещи и сыпал ругательствами. Пока Карина дрожащими пальцами застегивала пуговицы, Густ торопливо вызвал по телефону Фишера.
— Продери глаза, сонная свинья. Что? Матильда приехала… Нет, не встречать. Живо ко мне! Ко мне, говорю… Отведешь Карину…
После их ухода Густ заметался по комнате, сгребая бутылки и рассовывая по буфету посуду. В коридоре уже слышались шаги.
Когда фрау Матильда вошла в комнату, здесь царил полный порядок. Большими красивыми глазами она оглядела комнату, потом перевела взгляд на помятое лицо мужа. Босиком, в парадном галифе, криво натянутом на живот, он выглядел совсем не таким, каким она его себе представляла. От нее не ускользнула растерянность Густа…
— Ты рад, что я приехала, дорогой?
— Конечно. Но почему ты не предупредила…
Глаза Матильды стали круглыми:
— Но, Эрих! У нас была бомбежка. Меня не пускала мама. Все-таки я уехала! Опоздала на утренний поезд… И все-таки я здесь!
Не переодеваясь, Матильда принялась осматривать комнаты. Что-то ее тревожило… Женский инстинкт всегда начеку. Достаточно малейшего намека, и воображение дополнит все остальное.
Пройдя гостиную, Матильда переступила порог спальни. Она увидела две огромные двуспальные кровати, белоснежные простыни, кружева пододеяльников, большие пуховые подушки… Вдруг Матильда вздрогнула: из обеих подушках — вмятины. Она закусила губу и медленно подошла к мужу. В ее взгляде скользнули недоверчивость и подозрение.
— Так ты рад моему приезду?
Густ молчал.
* * *После полдника молодая супруга лагерфюрера почувствовала себя усталой. Дабы не выглядеть утомленной на предстоящем банкете, она решила отдохнуть.
В гостиной на тахте нежилась Альба. Матильда любила животных. Кошка сразу это почувствовала. Она спрыгнула с тахты и потерлась о ногу Матильды. Подсунув под голову подушку, фрау Густ прилегла на тахте. Кошка безмятежно устроилась на животе молодой женщины и, жмурясь, потягивалась под теплой ласкающей ее ладонью.
Матильда не заметила, как уснула, и не слышала стука в дверь. В коридоре перед дверью стоял в полной офицерской форме майор СС Макс Шуберт. Он пришел на обед, точнее на кошачий обед. Кормление кошек и котов он не доверял никому. Раскладывая по плошкам мясо, Шуберт заметил отсутствие Альбы. Не найдя ее в своих комнатах, Шуберт решил побеспокоить Густа. Он постучал и, не дождавшись ответа, переступил порог. Картина, увиденная лагерфюрером в гостиной, показалась ему настолько умилительной, что душа его наполнилась восторгом.
