Фрэнк Йерби - Сарацинский клинок
После этого Пьетро отправился на войну. На вершине холма он обернулся и посмотрел на прелестный маленький замок Пти Мур. Он никогда больше не увидит его. В этом он был уверен.
Пьетро и Готье – ветераны прошлых войн и люди, много путешествовавшие, ехали налегке. У них с собой было всего два мула с поклажей и двое слуг. По дороге на Перонн они могли убедиться в правильности своей умеренности.
Стояла жара. Все дороги, ведущие к Перонну, месту сбора войска, назначенному королем, были забиты. Сюда съезжались отряды со всей Франции. А в этой самой феодальной из всех феодальных стран их съезд превратился в беспримерно пышное зрелище.
Каждый час в город вступали новые знамена. Небеса содрогались от барабанного боя, грома труб. Знатные бароны въезжали в город на верховых лошадях, их боевых коней вели на поводу справа от хозяев. Они прибывали с многоцветными шелковыми шатрами, с сундуками, набитыми роскошными одеждами, драгоценностями. Они везли с собой запасные доспехи и оружие, вина, продукты, шутов и менестрелей для развлечений, соколов и гончих псов для охоты.
Пьетро с удивлением рассматривал их. Трудно было поверить, что эти люди собрались на столь ответственное дело, как защита родной земли. Бесконечные караваны мулов, растянувшиеся на целые мили, вливались в город.
А следом за ними тянулись тысячи коробейников со всевозможными талисманами и амулетами, вылечивающими раны и спасающими от смерти, с шелками и кружевами для прекрасных дам этих господ. Затем – менестрели, которые ударяли по струнам лютен и пели. И шуты, фокусники, а вдобавок еще одна армия – отвратительные женщины, без которых, очевидно, не обходится ни одна война. Солдат нуждается в утешении, прежде чем пойдет на смерть.
– Клянусь распятием Господним! – выругался Пьетро. – Они что, думают, будто отправляются на турнир?
Готье пожал плечами.
– Многих ждет смерть, – сказал он. – Неужели ты, Пьетро, хочешь лишить их этого последнего роскошного представления?
– Нет, конечно, – отозвался Пьетро. – Прости мне мое дурное настроение, сир Готье…
Готье положил руку в железной перчатке на плечо Пьетро.
– Я все понимаю, – спокойно сказал он. – Но ты, Пьетро, должен знать одно. Для меня ты все равно останешься братом. Горячо любимым братом. У тебя большое будущее. Мне не нравится, что ты отправляешься на битву в таком настроении. Переверни страницу, Пьетро! Впереди у тебя чистые страницы, на которых предстоит писать. Что ты напишешь на них? Я думаю, героические дела и новую любовь, достойную тебя. Вперед! Переверни страницу, Пьетро!
Ожидание сражения всегда самое тягостное. Вскоре стал ощущаться недостаток в продуктах, поскольку приходилось кормить такое количество ненужных ртов. И – как в каждой летней военной кампании в истории – люди стали умирать, как мухи, от дизентерии. Уже спустя неделю воду нельзя было пить. В городе стояла такая вонь, что Готье и Пьетро разбили свой лагерь в пяти милях в стороне.
Когда двадцать пятого июля пришел приказ выступать, все обрадовались. Готье, представляющий здесь своего отца, заседал в Королевском Совете. Он там не выступал, но внимательно слушал. Никто не знал, что собирается предпринять Гвельф. Французские рыцари надеялись схватиться с ним на равнине вблизи Камбре, но некоторые опытные воины были уверены, что он минует эту равнину и двинется прямо на Париж.
Двадцать шестого они остановились в Турне, на границе в Фландрией. Никто не спал в эту ночь. Разведчики принесли известие, что гермацы движутся к Бовине – пустоши в девяти милях отсюда.
Пьетро наточил свое оружие и смазал легкую кольчугу. Это будет сражение, которое сам он не выбирал. Завтра ему предстоит скакать в бой и рисковать жизнью ради чужой страны…
Но эта земля встретила его хорошо и обращались с ним справедливо. Земля, где он нашел друзей, где, если бы не злая судьба, с радостью он готов был жить и умереть и вырастить своих сыновей французами.
И кроме того, ставкой сейчас была судьба Фридриха. Если звезда Пьетро не обещает ему ничего хорошего, то ведь это та же звезда, под которой родился и Фридрих. Он связан с Фридрихом.
Если в Бовине судьба императора повернется к лучшему, не будет ли это значить, что и его судьба…
Он, улыбаясь, смотрел на серый рассвет. Странное чувство, нарождавшееся в его груди, было надеждой.
Несмотря на ранний час, лагерь уже был на ногах. Французы хотели явиться в Бовине первыми. Предстояло переправиться через реку Марке и занять позиции, чтобы болота оказались у них на флангах. Тогда Оттон не сможет напасть на них неожиданно. В то же время, если его войско двинется на Париж, французы смогут нанести ему смертельный удар…
Пьетро ехал верхом, проклиная про себя жару. Улитка и та двигалась бы быстрее. Их движение замедляли караваны мулов. С пяти часов утра и до полудня войско ползло по жаре и пыли, и к тому времени, когда пехота и мулы перешли мост через Марке, епископ Гарен из ордена госпитальеров, храбрейший из воинов-священнослужителей, вернулся с рекогносцировки.
Пьетро и Готье сидели на траве неподалеку от короля. Это место они выбрали не без расчета – во всяком случае, со стороны Пьетро. Если выпадет случай совершить нечто героическое, то где найдешь для этого место лучше, чем на глазах короля?
Епископ соскочил с коня.
– Хорошие новости, сир, – рассмеялся он. – Германцы будут биться. Рыцари в полном вооружении, и пехота позади.
Король Филипп встал.
– Спаси нас, Господи, – прошептал он.
Пьетро знал, что имеет в виду король. Пешие солдаты и значительная часть обоза переправились через реку, но рыцари и конные солдаты все еще находились на этом берегу. Германцы должны быть довольны. Они могут свободно поскакать к Френч Фут и уничтожить обоз.
Готье встал.
– Поехали, – спокойно сказал он. – На высоких конях, Пьетро!
Выехать на высоком коне означало показаться с полным вооружением, стоя на стременах, устрашая противника своей гордостью. Однако Пьетро не ощущал в себе никакой гордости. Как ни странно, он не ощущал и страха. Он был совершенно спокоен, садясь в седло. Он поскачет рядом с Готье, будет сражаться вместе с ним, но то, что случится дальше, казалось, не имело большого значения.
Филипп Август заметил, как они двинулись с места.
– Только двое? – пробормотал он. – Заметьте этих рыцарей, господин Гарен, – от таких, как они, зависит судьба Франции.
– Тот, который повыше, это Готье Монтроз, – сказал епископ Гарен. – А второго я не знаю.
Увидев их, некоторые воины-простолюдины поскакали вслед за ними. Ни одного рыцаря. Только Пьетро, Готье и эти воины. Один высокорожденный, а остальные сыновья слуг и вилланов, и в их руках, затянутых в стальные рукавицы, судьба империи, судьба Европы.
