Гэри Дженнингс - Ацтек. Том 2. Поверженные боги
Много времени прошло с тех пор, как я последний раз возлежал с женщиной, и эта чистая красивая девушка стала для меня искушением. Но я тут же вспомнил другую женщину — насаженную на кол — и не приближался к пруду, пока красавица наконец неохотно его не покинула.
За все время совместных странствий с различными племенами чичимеков я старался не сближаться с их женщинами, не нарушать ни один из их немногих законов и вообще ничем не огорчать дикарей. Чичимеки же, со своей стороны, относились ко мне как к равному, такому же бесприютному скитальцу, как и они сами. Меня ни разу не ограбили и никогда ни в чем не ограничивали, а, напротив, выделили равную со всеми долю в том скудном пропитании, которое давала им пустыня, и я пользовался наравне с ними всеми благами, за исключением того, от чего (вроде дарующей блаженство мочи) отказывался сам.
Однако, как вы помните, я ведь не просто путешествовал, я искал хоть какие-нибудь известия о древних ацтеках, об их давнем странствии и тайных складах. Но все мои новые товарищи — и Мясо из племени текуэксе, и Зелень из племени тцакатеков, и хуаштек Пир — неизменно отвечали:
— Да, действительно, говорят, что такое племя когда-то проходило через некоторые из этих земель. Но мы ничего не знаем о них, кроме того, что они так же, как и все чичимеки, ничего не приносили с собой и ничего не оставляли.
Это был все тот же обескураживающий ответ, который я неизменно слышал с самого начала своего путешествия. Ответ, который повторяли мне и тобоко, и иритила, и все другие бродячие племена, с которыми мне доводилось встретиться в этих краях.
И лишь на второе лето пребывания в этой проклятой пустыне, когда мне уже опостылели и она, и мои предки ацтеки, на мой традиционный вопрос вдруг ответили несколько иначе.
В то время я приблизился к кочевьям племени марими, обитавшего в самой засушливой, самой унылой и наименее обжитой местности, какую мне только доводилось видеть, причем так далеко на севере, что казалось, будто дальше уже никаких пустынь быть просто не может. Марими, однако, заверили меня, что на севере, напротив, расстилаются безбрежные равнины, несравненно более страшные, нежели все, с чем мне довелось столкнуться до сих пор. Услышав эти сведения, отнюдь не радостные для моих усталых ушей, я без особой надежды на успех задал свой обычный вопрос об ацтеках.
— Да, Микстли, — прозвучал ответ. — Племя такое было, и оно действительно проделало тот путь, о котором ты говоришь. Но эти ацтеки ничего не принесли с собой.
— И, — с горечью в голосе закончил я за своего собеседника, — ничего не оставили.
— Кроме нас, — сказал он.
Я был в таком подавленном настроении, что не сразу осознал смысл сказанного. Но когда до меня дошло, я замер как громом пораженный.
Мой собеседник улыбнулся беззубой улыбкой. Это был Пацкатль, вождь племени марими, очень старый человек, весь сморщенный и иссохший от солнца. Однако, словно в насмешку, имя, которое он носил, еще более далекое от действительности, чем у других чичимеков, означало «сок».
Он продолжил:
— Ты говорил об исходе ацтеков из какой-то далекой прародины, называвшейся Ацтлан, и о путешествии, закончившемся основанием великого города далеко на юге. До нас, марими, как и до других чичимеков, обитающих в пустыне многие вязанки лет, доходили слухи о том городе и его великолепии, но никому из нас никогда не доводилось увидеть его хоть краем глаза. Но подумай сам, Микстли. Неужели тебя не удивляет, что мы, варвары, живущие в пустыне, далеко от вашего Теночтитлана, и почти ничего о нем не знающие, тем не менее говорим на том же науатль, что и вы?
Я подумал и ответил:
— Ты прав, вождь Сок. То, что, попав в пустыню, я смог без труда общаться с таким множеством племен, удивило и обрадовало меня, но вот задаться вопросом, в чем тут причина, мне и в голову не пришло. Скажи, а есть у тебя догадки, способные пролить на это свет?
— Больше, чем догадки, — не без гордости ответил он. — Я старый человек, происхожу из славного рода, и все мои предки дожили до преклонных лет. Но они, как, впрочем, и я сам, не всегда были старыми, а в молодости, как водится, проявляли любопытство. Каждый при этом задавал вопросы и запоминал ответы. Так что мы заучивали, запоминали и потом пересказывали сыновьям все те знания о происхождении нашего народа, которые сохранили предки.
— Я буду очень признателен, если ты поделишься со мной этими знаниями, почтенный вождь.
— Слушай же, — сказал старый Сок. — Легенды гласят, что семь разных племен, среди них и твои ацтеки, когда-то очень давно покинули свою прародину Ацтлан, Край Белоснежных Цапель, в поисках более удобного для жизни места. Все семь племен были родственными, говорили на одном и том же языке, чтили одних и тех же богов, соблюдали одни и те же обычаи, и долгое время эта разношерстная компания путешествовала как одна большая семья. Но — да разве может быть иначе в столь долгом совместном путешествии такого количества людей? — между ними постепенно стали возникать разногласия и трения. По пути от общей массы отставали или отбивались сперва отдельные семьи или кланы — капули, а потом и целые племена. Некоторые, поссорившись с остальными, уходили прочь, другие, просто устав от нескончаемых скитаний, останавливались на приглянувшемся им месте и отказывались идти дальше. Кто из них что избрал и куда подевался, теперь сказать невозможно, за миновавшие с той поры вязанки лет многие из тех, начавших первое кочевье племен не раз распадались на более мелкие группы и расходились в разные стороны. Известно, что твои ацтеки продолжили путь на юг, туда, где нынче стоит ваш Теночтитлан, и вполне возможно, что вместе с ними до тех мест добрались и некоторые другие. Могу лишь сказать, что среди проделавших этот путь до конца не было нас — тех, кто теперь именуется чичимеками. Вот почему я и утверждаю, что когда твои ацтеки пересекли пустыню, они не оставили в ней ничего — ни складов, ни припасов, ни даже следа своего пребывания. Ничего, кроме нас.
Рассказ вождя звучал весьма достоверно, хоть и столь же неутешительно, как и утверждение моего прежнего спутника по имени Мясо, что слово «чичимеки» никак не связано с собаками и обозначает «краснокожий». Получалось, что вместо тайных складов и хранилищ, набитых ценным имуществом, я нашел лишь прорву нищих дикарей, набивавшихся мешикатль в родственники. Стараясь не думать о такой родне, я со вздохом заметил:
— И все же мне бы очень хотелось найти Адтлан.
Вождь Сок кивнул.
— Это далеко отсюда, — сказал он. — Как я уже говорил, семь племен проделали долгий путь, прежде чем начали разъединяться.
