Вячеслав Бондаренко - День «Б»
Но Владимир недооценил степень тяжести своего ранения. Буквально через минуту у него закружилась голова от невероятной духоты, царившей внутри бронемашины. Вслед за этим он почувствовал, что теряет сознание. «Надо остановить машину», — подумал капитан в самый последний миг и попытался нажать на тормоз, но вместо этого бессильно повалился головой на руль…
Проехав по инерции еще несколько десятков метров, БА-20 выскочил на берег реки и с сильным всплеском плюхнулся в воду. Передние колеса броневика погрузились в реку по ступицу.
* * *Старший лейтенант Крутиков, осторожно ступая, медленно шел по длинному коридору Дома правительства. Время от времени от заглядывал в двери кабинетов и залов, но везде видел только одно — валявшиеся в разнообразных позах трупы немецких солдат и офицеров. Судя по всему, погибли они совсем недавно. При этом ни огнестрельных, ни ножевых ран на их телах не было.
«Англичанин поработал, — понял Крутиков, усмехаясь. — Ну что ж, посмотрим, чья закалка крепче — английского спецназа или советского».
Громкие звуки работающего радио привлекли внимание офицера. Он осторожно заглянул в огромный кабинет, до войны, вероятно, служивший какому-нибудь важному чиновнику. Немецкий приемник «Тефага», стоявший на буфете, оглашал помещение радостным военным маршем.
А за столом, уронив головы на столешницы, крепко храпели двое — плечистый парень в мундире германского гауптманна и мужчина в штатском. Конечно, это могли быть и немцы, но Крутиков почему-то сразу понял, что перед ним искомый англичанин. Просто как-то не вязалась с обликом немецкого офицера пустая бутылка из-под французского коньяка, которую крепко сжимала во сне рука парня… Еще несколько таких бутылок валялись под столом. Штатский тихонько, жалобно постанывал во сне.
«Умаялись, бедняги», — подумал Крутиков и, встряхивая гауптманна за плечо, сказал фразу из своего любимого романа Ильфа и Петрова «Золотой теленок»:
— Вставайте, граф, вас зовут из подземелья.
* * *— Н-да, представляю, что бы случилось, если бы они из засады шарахнули по нам из этих дур, — задумчиво произнес полковник, хлопая ладонью по пыльной станине 88-миллиметровой немецкой пушки. Вокруг бойцы обыскивали пленных немцев-артиллеристов. — Ну да ладно… Плохо то, что оторвались мы сильно от наших тылов. — Он, приложив ладонь к козырьку фуражки, взглянул вперед, туда, где находился центр Минска. — Рвануть-то туда можем, а вот стоит ли — большой вопрос. Думаю, основные рубежи обороны у фрицев именно в центре.
— Товарищ полковник, — умоляюще проговорил старший лейтенант Пугач, — мы когда с ребятами были там, жители нам руки целовали! Женщины плачут, говорят — ждем вас, родненькие, поскорее побейте их, гадов…
— Да это понятно… — Полковник крепко помял ладонью затылок. — Ну сам вот представь, кину я машины в прорыв, доложим в штаб армии, что центр города наш, а дальше что?.. Пожгут вас там за час-полтора, и всего делов. Откуда подкреплений ждать?.. Кто вам топливо подвезет, снаряды, патроны?.. Саперными лопатками будете фрицев бить, как в сорок первом?..
— Товарищ полковник, разрешите? — подошел к командиру полка начальник штаба. — Пехота взяла переправу через Свислочь. Впереди — сильно укрепленная электростанция, дальше — окружная гостиница и Дом Красной Армии… Здания капитальные, каменные. Летчики с воздуха засекли еще три противотанковые батареи…
— Вот видишь, разведка? — раздраженно спросил полковник. — Куда я тебе танки поведу? К черту в зубы?..
В глазах старшего лейтенанта блеснул упрямый огонек.
— А все ж таки разрешите, товарищ полковник? Под личную ответственность, а?.. Пока у ребят глаза горят?..
Полковник развел руками и неожиданно улыбнулся.
— Ну что мне с тобой делать, Пугач, а?.. Ты ж и мертвого уговоришь, если чего захочешь…
* * *Очнулся Владимир от прикосновения чего-то холодного к щеке. Он вскинул голову и тут же чуть не завыл от мучительной боли в простреленном боку.
— Тише, тише, — раздался женский шепот по-немецки над самым ухом, — лежите спокойно, герр гауптманн…
«Откуда немцы? — подумал Соколов. — Я же уже слышал звуки стрельбы.
Наши прорвали оборону, были уже почти в центре города!» Выходит, он попал в руки фрицев?..
— Где я? — едва шевеля запекшимися губами, спросил он по-немецки.
Вокруг было темно и очень душно.
— Вам не нужно волноваться, — прошептала немка. — Вы серьезно ранены.
— Я знаю… Где я? Как меня обнаружили?..
— Вы и герр обер-лейтенант сидели в броневике, который на наших глазах въехал в реку, — пояснила медсестра. — Вы оба были без памяти. Кто в вас стрелял?
— Видимо, русский агент, — простонал капитан.
Немка успокоительно закивала:
— Мы перевязали вас, вкололи обезболивающее… Оно должно скоро подействовать. Не волнуйтесь.
— Мне нужно знать, куда мы направляемся, — упрямо прохрипел Владимир.
Медсестра вздохнула.
— На выезд из города. Русские еще не окружили Минск. Мы еще успеем прорваться в сторону Бреста…
«Черт возьми!.. Еще не хватало вместо того, чтобы выйти к своим, оказаться в немецком тылу!» Эта мысль буквально обожгла Владимира, и он застонал не сколько от боли, которая уже начала утихать под воздействием укола, сколько от досады.
Машину, в которой он находился, сильно трясло. С трудом приподнявшись, Соколов различил несколько рядов носилок, над которыми наклонялась медсестра с фляжкой в руках.
Рядом раздался еле слышный стон англичанина. Не раскрывая глаз, он негромко спросил по-английски:
— Где я?
— Заткнись, — по-немецки прошептал ему на ухо Владимир. — Не смей говорить по-английски!
Кэббот обессиленно замолчал. К счастью, медсестра не расслышала его фразы — она была в другом углу кузова.
Тянулись минуты. Нужно было спешно придумывать какой-то способ спасения, но, как назло в гудящую от духоты и потери крови голову не приходило ровным счетом ничего.
Джим снова застонал, попробовал шевельнуть рукой.
— О, ч-черт.!.. — проговорил он сквозь сжатые зубы и снова, к ужасу Соколова, по-английски. — Как все болит…
Владимир попытался зажать англичанину рот, но нечаянно задел его раненую руку. Джим отреагировал диким криком боли, к которой присоединилась отборная англосаксонская ругань.
— Что? — растерянно обернулась немка. Да и кое-кто из раненых приподнялся на своих носилках.
— Мой друг в тридцать восьмом учился в Кембридже, — поспешил прийти на помощь Джиму Владимир, — и приобрел там скверную привычку ругаться по-английски.
