Римские тайны. История, мифы, легенды, призраки, загадки и диковины в семи ночных прогулках - Альберто Тозо Феи
За великолепием шедевров на площади Навона практически невозможно углядеть крохотную мраморную головку на стене между окнами третьего[11] этажа дома № 34. И все же, как обычно бывает, она вмурована туда неслучайно. Ее история связана с суровостью понтификата Сикста V. Он продлился всего пять лет, но оставил неизгладимый след в истории Рима и его церкви.
Сикст V: характер – не сахар
В тот вечер папа Сикст V, сняв церковные облачения и сев в лишенную каких-либо опознавательных знаков карету, выехал из ворот своего дворца, чтобы совершить очередное «путешествие» инкогнито по улицам Рима. С какой же целью? Чтобы лично послушать глас народа и узнать, что о нем люди болтают.
XVI век подходил к концу, и Феличе Перетти (именно таково было его мирское имя) на тот момент пребывал на папском престоле всего несколько лет. В кратчайшие сроки ему удалось провести административную перестройку церковного аппарата и вывести на новый виток решение вопросов духовной сферы. Он строил дороги и дворцы, поднимал обелиски, лежащие в забвении веками, повесил десятки преступников. Однако вся эта деятельность, сопровождаемая к тому же введением новых налогов, подвергалась нешуточной критике. Папа терпеть не мог, когда ему перечат, и яростно подавлял недовольство. Но этим дело не ограничивалось. Его святейшество хотел убедиться, что простой люд его уважает…
В тот памятный вечер местом визита была выбрана площадь Навона. После бесполезных попыток разобраться в мнениях жаровщика и конюха, с которыми был заведен разговор, наш тайный агент решил пропустить бокальчик вина в местной харчевне. Но и от этого проку оказалось мало. На свои вопросы он получал лишь уклончивые ответы: страх был слишком велик, чтобы свободно болтать с незнакомцем.
Сикст V это подозревал, но молчание запуганного люда его не устраивало. Во что бы то ни стало он хотел выведать, что на самом деле думают римляне о своем пастыре. Его вывел из задумчивости вопрос трактирщика: «Что тебе подать, чужестранец?» Сикст встрепенулся: «Полкувшинчика красного „Колли“ за здоровье папы!» В остерии повисло молчание, но хозяин не придал этому значения и ответил: «О здоровье папы пусть его личный врач печется… Только лучше бы тот однажды наломал дров и отправил хозяина к праотцам.
Да, видать, впустую мои надежды: дурная трава почем зря не усохнет». Затем трактирщик спустился в подвал и вернулся с заказанной посетителем емкостью в четверть литра, введенной в обиход совсем недавно. Сикст V опрокинул содержимое в дорожную флягу и спустя какое-то время заказал еще четвертушку, а потом еще и еще, заставляя хозяина наполнять мелкий кувшинчик… Язык трактирщика постепенно развязался, и он стал вскоре костерить новую систему мер и ее учредителя.
«Откуда такая упорная ненависть? – раззадоривал его Сикст. – Возьми хоть меня: я прибыл к Тринита-деи-Монти по новой верхней дороге, страда Феличе[12], переименованной в честь понтифика. Это ли не прекрасно?»
«Прекрасная она или ужасная, а только сдается мне, что единственный счастливец в городе – это сам папа и есть. За улочку ту мы платим из своего кармана, налогом обложены вино и торговые разрешения. А ему все мало! Жрет, пьет, обелисков пару взгромоздил… а о бедном народе кто позаботится? Папа тебе полюбился? А иди-ка к нему и попроси бокальчик вина, если не боишься, как он с тебя сдерет три шкуры – и за бухло, и за стекло!» И с этими словами схватил Сикста и под улюлюканье посетителей выставил за порог заведения.
На следующее утро трактирщик, открывая заведение, обнаружил, что за ночь прямо перед дверью вырос эшафот. «Хорошенькое дельце, – подумал он про себя, – похоже, сегодня все соберутся поглазеть на казнь бедолаги». И, пока суд да дело, стал выносить наружу столики и подметать мостовую перед входом. Однако имени приговоренного никто не знал, пока в трактир не зашел палач с помощником. «В чем дело?» – спросил хозяин, учуяв недоброе. «А в том, что сегодня – твой черед!» – «Мой?! Чем же я провинился?» – «У папы спроси. Он навещал тебя вчера вечером». И через считаные минуты по булыжникам уже катилась непутевая голова.
Хозяева окрестных заведений, не осмеливаясь восстать в открытую, решили установить в память о произошедшей с их товарищем трагедии особый знак. Они вмуровали слепок его лица в стену дома, да повыше, чтобы он всегда мог созерцать площадь, напоминая окружающим, что не стоит откровенничать с незнакомцами.
Как-то раз город облетела новость о том, что закровоточила деревянная статуя Христа. На место происшествия устремились тысячи людей, к радости хозяина чудотворной земли, почуявшего аромат денег. Новость проникла в покои Сикста V, решившего взглянуть на диво своими глазами. Оказавшись перед статуей, папа приказал принести топор и со словами: «Христа я почитаю, но дерево разрубаю» нанес сильный удар по фигуре, разрубив ее надвое. Внутри обнаружилась губка, смоченная кровью домашнего животного. От нее тянулась веревка, за которую можно было дергать: губка сжималась, и из статуи прыскала кровь. Хозяина «чудотворной» земли немедленно казнили, а легендарный случай лег в основу следующей поговорки: «Будь ты хоть Иисусом с виду, папа Сикст себя не даст в обиду».
На короткой стороне площади, откуда вы пришли, отыщите улицу Кукании[13] (via della Cuccagna) и идите по ней, пока не свернете налево, в переулок Кукании (vicolo della Cuccagna). По пути не упустите случай взглянуть на прекрасное средневековое строение с балкончиком (жилой дом № 13B). Спустя несколько метров вы у цели – по правую руку открывается площадь Массими (piazza de’ Massimi).
Улица и переулок Кукании по названию напоминают нам об игре в «Дерево лентяев», затеваемой два раза в год на площади Навона. В дни таких праздников в землю втыкался гладкий, покрытый жиром шест с болтающимися наверху куриными тушками и прочей снедью. Получал этот питательный приз тот, кому удавалось вскарабкаться ввысь и ухватить желаемое.
На площадь выходит восхитительный фасад палаццо Массимо, построенного в XV веке Бальдассаре Перуцци на развалинах театра Одеон времен Домициана.
Одна из древних колонн до сих пор высится в центре площади. Говорили, что род Массимо, один из древнейших в Вечном городе, ведет свое начало от Квинта Фабия Максима, легендарного освободителя Рима от карфагенян. Однажды Наполеон Бонапарт спросил у самого князя Массимо, так ли это, на что получил следующий ответ: «Доказательств я представить не сумею, но мы в семье спорим об этом вот уже больше тысячи лет…»
Здание известно также как «дворец Пирра», поскольку при раскопках под его фундаментом была найдена статуя Марса, сперва