Бриллианты безымянной реки - Татьяна Олеговна Беспалова
– I’m very tired[56], – внезапно произнесла она.
– И?..
– Улица Чернышевского, дом N. Коттедж товарища Попова.
– Архиереева.
– Да какая разница!
* * *
Дорогой товарищ Байбаков раздумчиво молчал, посматривая на растрёпанную и сонную Анну в зеркальце заднего вида. За окнами автомобиля проплывал однообразный сумеречный пейзаж – двухэтажные длинные бараки с одинаковыми прямоугольными окнами, крылечки под нависающими козырьками, кое-где заборы из необрезной доски. Ни тебе палисадников, ни уютных двориков, ни клумб с фонтанами. Зато помойки огромные, неопрятные. Дорога разбитая, ухабистая. Наконец, они оказались в районе одноэтажной застройки. За оградами дворовые постройки с огородами и банями. Здесь заборы сплошняком, высокие серые. Уазик остановился у каких-то незнакомых ворот. Фонарь осветил синюю табличку. Анна прочла: «улица Чернышевского, дом N». Приехали.
Они подошли к высокому, доска к доске, забору, за которым возвышалась кровля дома. Калитку им открыла опрятная старуха, вооруженная подозрительностью и большим электрическим фонарём. Анну смутили суровое выражение её красивого, обрамлённого светлым платочком лица и умный, пронзительный, оценивающий взгляд. Товарищ Байбаков обменялся с ней несколькими бессодержательными фразами относительно чистоты предоставляемых апартаментов и качества постельного белья. При этом руководитель «Вилюйгэсстроя» поминутно именовал старуху «мамочкой». Старуха же, поминутно возражая товарищу Байбакову, тем не менее именовала его не иначе как «Серёженька». Бледные сумерки северной ночи позволили Анне оценила обстановку. «Коттедж Архиереева» представлял из себя довольно нелепое щитовое строение со множеством окон под шиферной замшелой крышей. Над покатым крыльцом светилось окошко мезонина. Некрашенные доски обшивки потемнели неравномерно, отчего строение приобрело причудливую пёстро-серую окраску.
– Вот, полюбуйся. Это один из первых домов в Ч. Постройки 1959 года. – Товарищ Байбаков жестом скорее экскурсовода, чем крепкого хозяйственника, сориентировал внимание Анны на объект северного зодчества. – Когда-то именно здесь квартировало всё местное начальство. Скажу вам больше, я и сам тут жил, но несколько позже, в 1961 году. В одной из комнат во-о-он то окно. Комната хорошая – восемь квадратных метров. По тем временам шикарное помещение.
– Одиннадцать, – возразила старуха. – А самым первым домом была лаборатория. Именно в ней сразу после завершения постройки собралось общее собрание геологов и строителей. Председательствовал технорук Цейхмистер. Помнишь такого, Серёженька? На том заседание и было принято решение назвать посёлок гидростроителей и энергетиков именем демократа Ч.
– С тех пор минуло всего двенадцать лет, а на Вилюе уже поднялась плотина, а в Ч. понастроено много домов: кафе, клуб, кварталы благоустроенного жилья. Но мы храним наши традиции, верно, мамочка?
– Верно. – Неулыбчивое лицо старухи озарилось улыбкой.
– Клуб? – рассеянно переспросила Анна. – Там показывают кино и устраивают вечеринки с танцами? А телефонный узел?
– Телефонный узел рядом с клубом, – ответила снова посерьёзневшея старуха. – А зачем вам переговорный пункт? Эх, молодёжь! Только приехала и тут же куда-то звонить. Наслаждайтесь разлукой, пока есть такая возможность!
– Клара Филипповна работала в культпросветотделе «Дальстроя», – пояснил, усмехаясь, товарищ Байбаков. – Ей многое известно про разлуки!
– «Дальстрой»? Что это? Ах, кажется, Гамлет что-то говорил об этом. Но «Дальстрой» – это не здесь…
– Похоже, у москвички нелады с географией, – сказала «мамочка».
– Странный дом, – заметила Анна. – Будто и не советский вовсе. Словно этот дом из рассказов Артура Конан-Дойла и мы не в Якутии, а где-нибудь в Йоркшире. И воздух такой же чистый, и пахнет вереском.
– Я не знаю, как пахнет вереск и не знакома ни с каким Артуром. А у нас на дворе пахнет выгребной ямой. Сколько раз говорила старику: разберись. А он день и ночь сидит в своём киоске, как приклеенный. Пенсии ему мало. Платы от постояльцев мало. Всю дорогу, всю жизнь денег ему мало… Ты паспорт показывать будешь или думаешь, что при товарище Байбакове паспорта можно не показывать? На это я тебе отвечу: как раз-таки при товарище Байбакове паспорт и надо показывать, потому что товарищ Байбаков – начальство. А что начальство подумает о моём старике, хозяине этого дома, если я при поселении паспорт не спрошу?
Так ворчала старуха, отгоняя от Анны слетевших на свет фонаря зудливых и жалящих насекомых. Анна достала из сумочки и протянула старухе паспорт.
– Ну-ка, Серёженька, подержи фонарь, а я пока выясню что к чему.
Старуха принялась листать её паспорт, особое внимание уделив страницам с пропиской и семейным положением. Товарищ Байбаков внимательно следил за каждым движением её бледных пальцев.
– Всё в порядке, Серёженька? – спросила наконец старуха.
Во взгляде её и улыбке мелькнуло ехидство, она отступила в сторону, освобождая дорогу к крыльцу Анне и товарищу Байбакову, тащившему её чемодан.
По дороге к крыльцу «мамочка» просветила её и относительно танцев в клубе, и относительно иных «интеллигентных» развлечений, заключавшихся в шахматной или карточной игре.
– В шахматы играет мой старик. Это по субботам, когда в гости к нам приходит ветеринарный врач. Ну а если приезжает Осип Поводырёв, мы расписываем пульку. Так и садимся втроём, хоть для преферанса лучше четыре игрока. Так что ты, милая, нам очень кстати.
– Я? Но я не умею играть в преферанс!
– Научим!
Дверь в отведённую ей комнату располагалось за лестницей, ведущей в комнату мезонина. Тесная, но чистая, с окошком в половину стены и кроватью под боком у белёной печки, комната чрезвычайно понравилась ей. Не обращая внимания на топтавшегося в дверях Байбакова, Анна упала на покрывало. Разбуженные ею кроватные пружины мелодично запели. Анна глубоко и с облегчением вздохнула. Запахи печного дымка и свежего печева не могли перебить аромата чистых наволочек, пахнущих зимней свежестью. За окном, выходящим, по-видимому, на задний двор, сквозь частую листву каких-то деревьев розовело небо. Северной ночью бывает так, что и не разобрать, когда закат, а когда уже рассвет. Глаза Анны закрывались, предполагая именно закат, а товарищ Байбаков всё не уходил. Анна слышала его дыхание, но не слышала шагов и возни. Наверное, её новый нечаянный поклонник всё ещё топчется в дверях комнатёнки, не решаясь зайти внутрь. Наверное, любуется ею, раскинувшейся на кровати. Наверное, тоже наслаждается ароматами пирогов с лёгким привкусом печного дымка – ароматами душевного покоя и семейного надёжного благополучия. Странное дело! В этих местах в разгар лета топят печи! Как уютно нежиться на скрипучей кровати под боком остывающей печки. Впрочем, полки вешать в эдаком месте, пожалуй, будет слишком шумно, неудобно и даже как-то неприлично. Анна улыбнулась собственным мыслям. Не беда, если завтра её обман раскроется. А он непременно раскроется, ведь товарищ Байбаков не так прост, как хочет казаться. Впрочем, он уже flirt, а это так приятно!
Снова скрип половиц. Музыка! Нет, не Гайдн. Радостный Моцарт аккомпанирует гудящему начальственному басу
