Бернард Корнуэлл - Честь Шарпа
Он поднял перо. Обмакнул его в чернила, а затем быстрыми штрихами перечеркнул текст честного слова снова и снова. Он опрокинул пузырек с чернилами на бумагу, стирая слова, разрушая честное слов. Засмеялся и отошел назад к окну.
Там, внизу, в сером сумраке рассвета из дверей вышел кавалерийский офицер. Офицер был в великолепном мундире, белые лосины обтягивали его ноги, как у генерала Вериньи. Шарп задумался, смазывают ли кавалеристы ноги жиром или маслом, чтобы натянуть такие тесные штаны. Он бы не удивился. Кавалерийские офицеры готовы сделать все, чтобы стать похожими на лакеев из дворца.
Человек поправил ментик, заломил кивер под еще более залихватским углом, затем выдохнул струю дыма. Он вынул сигару изо рта, глянул на небо, словно хотел узнать, какая будет погода, и двинулся к цитадели. Слабый свет отражался от золотой отделки ножен и золотого шнура в виде петель, которым была обшита его синяя куртка. Он шел медленно, поскольку тесные лосины не давали ему широко шагать, но казался довольным собой и уверенным. Он избегал луж, которые все еще блестели во внутреннем дворе, завидуя невыносимому блеску его начищенных сапог.
Дым тянулся от сигары офицера. Он переступил через один из запальных шнуров, затем стряхнул пепел на груду снарядов. Шарп наблюдал, не веря своим глазам. Кавалерист шел дальше, не обращая внимания на окружающих. Новое облачко дыма поднялось от его сигары, и потом с превосходной беззаботностью офицер бросил окурок сигары прямо на путаницу запальных шнуров. Он исчез в цитадели. Никто, казалось, ничего не заметил. Офицер инженерных войск, который осматривал запальные шнуры, ушел. Часовые на стенах смотрели наружу. Двое пехотинцев, которые тащили большой, исходящий паром котел через двор, были заняты их собственными мыслями. Шарп снова перевел взгляд на груды снарядов. Ему кажется, или действительно облачко дыма поднимается там, где упала сигара?
Ему это мерещится, решил он.
Он заметил, что, несмотря на рану, он вцепился в оконную раму правой рукой. Он разжал пальцы.
Несколько человек прошли под окном. Они громко смеялись.
Ему не померещилось. Окурок сигары поджег пороховую начинку запальных шнуров. Дым стал гуще.
Шарп остолбенел. Если он предупредит — останется военнопленным. Если он не сделает этого — здесь хаос и смерть, весьма возможно — его собственная смерть. Но если он рискнет, то хаос ему поможет. Он может воспользоваться хаосом, чтобы убежать, он может забыть про честное слово, он будет свободен и его честь не пострадает.
Дым становился все гуще, смещаясь в восточном направлении. Артиллерист пересек двор, выйдя из арсенала у дальней стены. Он прошел в десяти футах от дыма, но ничего не заметил. Он ел ломоть хлеба и глядел в небо, которое грозило дождем. Часовые на стенах, часовые на крыше цитадели — и ни один не замечал происходящего.
Шарп прикусил губу. Левая рука ухватила бутылку с шампанским.
Дым превратился в пламя. На какой-то миг все заволокло серым туманом, затем стало слышно шипение запальных шнуров и замелькали искры от огня, который полз вдоль белой линии.
Артиллерист с куском хлеба у рта замер. Он смотрел, не веря своим глазам, на огненных змей. Одна исчезла в груде снарядов, пожирая запальную трубку первого снаряда, артиллерист закричал, указывая на огонь куском хлеба, и побежал.
Снаряд взорвался.
Взрыв поднял другие снаряды в воздух, шнуры завертелись, затем взорвался второй снаряд, третий — и внезапно внутренний двор превратился в вулкан, извергающий огонь и осколки снарядов, солдаты кричали друг на друга, бежали, а Шарп отошел от окна. Там были запальные шнуры, идущие внутрь цитадели, и он только что видел сквозь дым, как змея яркого огня ползет к массивным камням.
Он медленно отступал от окна. Не было никакого смысла бежать из комнаты. Лестница ведет во внутренний двор, где рвутся снаряды. Он должен был остаться в комнате и пережить то, что случится.
Он опрокинул кровать, укрывшись соломенным матрацем, и едва он успел сделать это, весь холм, на котором стоял Бургосский замок, дрогнул.
Глубоко под цитаделью, в подвалах и в подкопах, которые были вырыты, чтобы противостоять британским подкопам в прошлом году, был сложен порох. Бочка за бочкой стояли там, в недрах скалы, и теперь огонь нашел их.
Они взорвались.
Сила взрыва не пошла в стороны. Было более чем достаточно пороха, чтобы срезать вершину скалы, стереть с лица земли стены, церковь, бастионы, пушки и ворота, но вырубленные в камне подвалы сработали как гигантская мортира и изрыгнули пламя взрыва вверх, в воздух, так что языки пламени лизали низкие облака, и продолжали швырять камни и ядра прямо в воздух, за облака, и это сопровождалось грохотом, ударной волной, черным облаком дыма, которое подпитывалось новыми взрывами и пронизывалось новыми языками пламени, по мере того как до все новых рядов пороховых бочек добирался огонь, который разрушил цитадель с грохотом, разнесшимся на многие мили по окрестностям.
Шарп прижался к стене.
Кровать, казалось, плясала над ним, воздух походил на большой, теплый кулак, который разбил все вокруг него и оставил только тишину там, где только что был один лишь грохот.
Он оглох.
Он чувствовал, как удар за ударом сотрясают каменный пол. Видимо, это снаряды взрывались во внутреннем дворе, а затем раздался куда более сильный взрыв, грохот от которого был слышен даже сквозь его глухоту, и он почувствовал, как осколки ударяют в матрац, которым он укрылся.
И снова тишина.
Он дышал пылью. Взрывы прекратились, но комната, казалось, двигалась как каюта судна, идущего полным ходом.
Он встал, отодвинул кровать и увидел, что воздух заполнен белым туманом. Это был не дым, но побелка, отлетевшая со стен и потолка, — она висела в воздухе как туман и разъедала ему глаза.
Он выплюнул пыль изо рта.
Бутылка шампанского все еще была у него руке. Он прополоскал шампанским рот, сплюнул и стал пить. Целый мир, казалось, вращался вокруг него. Дверь была открыта, выбитая взрывом. Стол упал, и он видел, не понимая, что видит, как пузырек с чернилами катался взад и вперед по половицам словно маятник.
Он подошел к окну. Комната, казалось, покачивалась, как судно качается, застигнутое внезапным порывом ветра.
Он видел Алмейду после взрыва, и происходящее напомнило ему о португальской крепости. Точно так же воняло жареной плотью, тот же самый огонь и та же пыль в тишине.
Цитадель превратилась в котел, кипящий пламенем и дымом. Невозможно было представить, как так много дыма может возникнуть при пожаре в каменной постройке. В ушах звенело, непрерывно и раздражающе. Он обхватил голову руками.
