Бернард Корнуэлл - Честь Шарпа
— Ты хочешь, чтобы я продал свою честь?
Она бросила в него сигару.
— Ради твоей страны. Ради меня! В любом случае, это не бесчестье!
— Как это?
— Монбран написал твое имя с орфографическими ошибками нарочно. Это не твое честное слово.
Он отвернулся от нее. Карета въехала во внутренний двор между странными кучами боеприпасов.
Она услышала это, выругалась и начала одеваться.
— Ты поможешь мне застегнуться?
— Попытаюсь. — Он повозился со своей перевязанной рукой с ее воротником, затем развернул ее. Он смотрел ей в глаза, а она приподнялась и поцеловала его.
— Сделай это для меня, Ричард. Прикончи Дюко и этого ублюдка инквизитора и верни себе свою карьеру. — Она положила его руку к себе на грудь и прижала ее. — Через два или три года война будет закончена! Приезжай ко мне тогда. Обещаешь мне?
Она была красивее, чем мечта, прекрасней, чем звезды зимой, мягче, чем дневной свет. Она поцеловала его теплыми губами.
— Приезжай ко мне, когда все будет кончено.
— Приехать к тебе?
Она чуть улыбнулась. Она была самой красивой сердцеедкой, и она шепнула ему на ухо, прижимаясь теплой щекой:
— Я люблю тебя, Ричард. Сделай это для меня и приезжай ко мне.
В дверь постучали. Она крикнула, чтобы подождали, и пригладила волосы.
— Ты приедешь ко мне?
— Ты знаешь, что приеду.
Она указала на бумагу.
— Тогда подпиши, Ричард. Ради нас обоих! Подпиши! — Она улыбнулась его наготе, показала жестом, чтобы он встал за дверью, и затем ушла в ночь.
***Шарп упорно пил, и его настроение ухудшалось. Он думал о преданной чести, о женщине, которая обещала исполнить его самые заветные мечты, о договоре, который изгонит британскую армию из Испании. Он надел штаны и куртку, зажег больше свечей, и тем не менее он так и не подписал честное слово.
Он решил, что он слишком пьян, чтобы подписывать. После того, как Элен уехала, он прикончил две бутылки вина.
Он подошел к столу, удивляясь, что еще может стоять на ногах, и понес две бутылки к окну, рассуждая про себя, что, взяв сразу две, он уберегает себя от нового сложного похода через комнату, когда прикончит первую. Рассуждение казалось ему чрезвычайно умным. Он гордился им. Он прислонился головой к оконной раме. Где-то смеялась женщина — она явно испытывал удовольствие, и Шарп чувствовал, что ревнует.
— Элен. — Сказал он громко. — Элен, Элен, Элен.
Он пил, больше не беспокоясь о стакане. Если он подпишет честное слово, думал он, то он сможет быть с нею нескольких дней. Вериньи не может быть рядом все время. Они могут заняться любовью в ее карете, задернув занавески.
Он лишится чести. Он нарушит честное слово. Никакой чести не останется у него, если он сделает это, никакой.
И все же он спасет Великобританию от поражения ценой его чести. Он может сделать Элен богатой ценой его чести. И, добившись поражения Дюко, он может опозорить его, а возможно, как сказала Элен, добиться, что его поставят к стенке и расстреляют. И все ценой его чести.
Он думал о Дюко и поднял бутылку, салютуя ночи.
— Ублюдок!
Он широко зевал, пил снова и пытался сосредоточить взгляд на освещенном окне в цитадели, но взгляд скользил по диагонали вправо. Он задумался. Возможно, она подразумевала это, думал он, возможно она действительно любит его. Он иногда думал, что она была предательской сукой, красивой как черт — но даже предательские суки должны любить кого-то, не так ли? Он задавался вопросом, является ли любовь признаком слабости, затем он думал, что это не так, а затем он не помнил уже, о чем он думал, и снова пил из бутылки.
Он задавался вопросом, хотела ли бы Антония иметь французскую аристократку в качестве мачехи. Он выпил за эту мысль. Он пил за паштет из жаворонков и белое вино, за ее тело в его объятиях, за ее дыхание в его горле, и ему было жаль, что ее нет больше здесь, и он пил вино, потому что оно могло скрасить одиночество после ее ухода.
За окном, на северо-западе, как ему показалось, было какое-то свечение в небе. Он заметил его, задумчиво глядел на него и думал, что свечение в небе заслуживает, чтобы за него выпить. Он поднял бутылку и выпил. Он чувствовал, что его тошнит. Он думал, что ему было бы лучше, если бы он проблевался, но он не мог себя заставить дойти до ведра, которое ради приличия было спрятано за ширмой, сколоченной из старых ящиков. Они все смеялись, когда Монбран использовал ведро и, казалось, будет мочиться вечно. Он засмеялся снова. Она любит его. Она любит его. Она любит его.
Он закрыл глаза.
Потом он резко поднял голову, открыл глаза, и уставился на большое красное зарево в небе. Он знал, что это. Это костры военного лагеря, видные издалека, они отражаются от облаков, которые угрожают дождем. Британцы были на севере и на западе, достаточно близко, чтобы в облаках были видны отражения их костров, достаточно близко, чтобы заставить отступать французскую армию, этот бродячий бордель. Он засмеялся и выпил снова.
Он бросил пустую бутылку во внутренний двор и услышал, как она разбилась о камни и что-то закричал часовой. Шарп крикнул в ответ:
— Мignon! Mignon!
Он поднял следующую бутылку.
— Ты не должен пить ее, — сказал он себе, но затем решил, что будет ужасной потерей, если он не сделает этого. Он подумал, что может выпить ее в постели и встал.
Он держался за стену. Все внезапно казалось ясным и изумительно четким в свете выпитого. Король Жозеф и Монбран хотят, чтобы он убежал. Монбран — придворный. Монбран знает о чести больше, чем Шарп, таким образом, это будет хорошо, если он нарушит честное слово. Он убежит. Он вернется к британской армии, и он будет богат, и он женится на маркизе, когда война кончится, потому что даже предательские суки должны любить кого-то, и он не может вынести мысль, что она любит кого-то другого. Он выпил за эту мысль. Паштет из жаворонков и мед, думал он, и вино. Больше вина. Всегда больше вина — и тут он оттолкнулся от стены, устремился к кровати, и упал, не дойдя пару шагов. Ему удалось спасти бутылку.
Он сидел возле узкой кровати, на которой он любил ее в этот день.
— Я люблю тебя, — сказал он. Он натянул одеяло на плечи и выпил еще немного. Все было так просто. Спасение и победа, брак и богатство. Удача была с ним. Так было всегда. Он улыбнулся и поднял бутылку.
Он выпил еще вина, только чтобы доказать, что он может сделать это, и затем, когда он торжествуя думал, что ему осталось продумать пару мелочей, чтобы принять окончательное решение, его голова откинулась на кровать, бутылка покатилась, и он уснул пьяным сном.
Глава 17
