Петр Заспа - Волчий камень
– Эх, Карлос. Когда ты уже научишься отделять мелкое от главного?
Дон Диего задумался. Такого оборота он не ожидал. Сегодня за столом он надеялся узнать у чужаков ответ на важный вопрос: сколько времени они еще собираются оставаться на Бенито? Но все испортил Карлос. Надо его до поры куда-нибудь отослать, чтобы окончательно не спутал все карты.
– Карлос, ты, кажется, хотел заняться продажей своих рабов? Я предлагаю тебе вариант получше. Туземцы обнаглели. Они воруют наш скот уже даже днем. Возьми два десятка своих людей и проводника Пио. Пора с ними покончить. Найдите и не оставьте от них даже следа. Тех, кто покрепче, продашь на плантации. Восполнишь свои потери.
– Отец, но за туземца мне не заплатят и четверти стоимости африканца. – Карлос удивленно посмотрел на дона Диего. – Если они хотя бы что-то стоили, я бы не плавал к Африке, а прочесывал местные джунгли.
– Не спорь. Это лучше, чем ничего. Я ведь не зря сказал, что туземцы обнаглели. Пио говорит, что они нам угрожают. У них появилось какое-то божество, и с его помощью туземцы собрались изгнать нас с острова. Ерунда, конечно, но я не хочу, чтобы в самый важный момент, когда мы нападем на чужаков, они помешали нам. Ты сделаешь так, как я сказал, и завтра утром выступишь со своим отрядом. Так будет и тебе на руку, и мне спокойней.
Карлос понимающе кивнул:
– Но пообещай мне, отец, что когда мы разобьем чужаков, то их мавр будет мой. – Злоба вновь исказила лицо Карлоса. – Я с него живьем сниму кожу, а затем обсыплю солью!
– Хоть сахаром, мне все равно, – вздохнул дон Диего. – Только не забывай о главном и не разменивайся на мелочи.
Они уже подходили к особняку, когда Карлос неожиданно вспомнил:
– Отец! А что чужаки говорили о своем бессмертии?
– Пустое, они уже и сами об этом молчат.
– Не потому ли молчат, что не хотят, чтобы мы об этом знали?
– Карлос, ерунда это, сказки. Видел бы ты, как визжал их матрос с распоротым брюхом. Бессмертные так не трясутся за свою шкуру. Сейчас его жизнь висит на тонкой нити, крепость которой зависит лишь от их лекаря.
– Так сказал их капитан, но ведь ты сам не видел этого матроса?
Дон Диего остановился и устало посмотрел на Карлоса. На миг задумавшись, он наконец произнес:
– Хорошо. Идем. Есть у меня для тебя еще один сюрприз.
Он решительно толкнул дверь особняка.
Лишь немногие знали, что подвал под своим домом дон Диего использовал не только для сохранения в прохладной сырости бочонков с вином и джином.
В каменные стены подземелья были вделаны бронзовые кольца, на которых удобно было подвешивать неугодных губернатору пленников и недовольных его властью островитян.
Люди на острове иногда исчезали, но их пропажу списывали на прожорливость джунглей. И действительно, изуродованные тела через некоторое время находили недалеко от поселка. Но об истинной причине гибели людей можно было только догадываться.
Не пустовала губернаторская темница и на этот раз.
– Два дня тебе хватит, чтобы разделаться с туземцами, а я пока присмотрю за твоими рабами. – Дон Диего снял со стены факел и указал на узкую дверь под лестницей. – Заходи. – И, пропустив вперед Карлоса и Чуи, плотно задвинул за собой засов. – Затем три дня тебе, чтобы распродать туземцев с африканцами на Эспаньоле. Ну, а я за это время подготовлю все для нападения на чужаков.
Карлос вглядывался в темноту. Услышав скрип двери, кто-то внизу завозился и громко застонал. Затем подвал загудел от криков на незнакомом языке. Тусклый свет факела вырвал из темноты фигуру человека, висевшего на вытянутой правой руке. Кровоточащая кисть была стянута металлическим обручем и зацеплена за одно из колец в стене. Ступни пленника едва касались пола, и он, вытянувшись, стоял лишь на пальцах ног. По необычной одежде Карлос сразу узнал в нем чужака. Всхлипывая и выкрикивая осипшим голосом невнятные фразы, пленник пытался рассмотреть своих мучителей.
Узнав губернатора, он удивленно затих. Затем в его глазах загорелась надежда, возможно, он принял вошедших за своих спасителей.
– Вот один из тех, в чье бессмертие ты веришь. – Дон Диего поднес факел к лицу пленника. – Он вызывает у тебя страх и трепет? Нет? У меня он вызывает лишь отвращение. Посмотри на его штаны, он обмочился в них уже не один раз. Я притащил его сюда в надежде, что он хоть чем-то будет нам полезен. Но толку от него никакого. Нашу речь не понимает. Сколько Чуи ни пытался чего-нибудь от него добиться, все без толку. Ни жесты, ни слова до него не доходят. От пыток сразу впадает в истерику. Жаль, но он бесполезен. Пусть хотя бы послужит тем, что вселит в тебя, Карлос, уверенность в нашем деле.
Дон Диего повернулся к охраннику:
– Приступай.
Чуи достал из сапога нож с тонким длинным лезвием и гладкой костяной рукояткой. С полным безразличием на лице он приблизился к чужаку и вогнал лезвие ему в ногу, выше колена. Из раны бурым ручьем кровь устремилась вниз по голени и, срываясь с пятки, расползалась темной лужей.
Довольно осклабившись и растерев между пальцами кровь, Чуи обернулся к губернатору:
– Как? Подольше или сразу?
– Кончай его. – Дон Диего махнул рукой и направился к выходу. – Ночью вынеси в джунгли. Гиенам тоже жрать надо. А через пару дней случайно найдем что останется, покажем чужакам.
Карлос пристально всматривался в окровавленное лицо. Ему всегда был интересен этот момент – когда жизнь в человеке угасает. Он пытался увидеть, как душа покидает тело, об этом очень интересно рассказывал Соломон. Пленник уже не кричал, а лишь слабо хрипел, безвольно повиснув на руке. И когда лезвие скользнуло между ребер, он лишь тихо вздохнул и, дернувшись, затих.
«Опять не увидел», – с досадой подумал Карлос и пошел вслед за отцом на свет факела.
Такого страшного похмелья в жизни Клауса еще не было. Одеревеневшее тело уже ничего не чувствовало. Но мозг взрывался от боли в тщетной надежде, что все это пьяный и бредовый сон. И скоро он проснется где-нибудь в сточной канаве, но живой и здоровый. И побредет куда-нибудь, как обычно, в поисках, чем бы похмелиться. Но пробуждение не наступало. Затем он почувствовал, как что-то холодное и страшное тянется к его сердцу и, как безжалостная змея, вонзает в него зубы. И уже, будто со стороны, он увидел собственные конвульсии, а затем на него навалилось полное безразличие ко всему, что творилось в этом мире.
14
Жаркое тропическое утро мало чем отличалось от полдня. Разве что солнце жгло затылок, а не макушку. Облезлые уши Вилли, не способные укрыться в коротких волосах, горели. Спасительная тень от забора помогала мало. Воздух накалялся, превращаясь в тугую вату, противно забивающуюся в рукава и под застегнутый на все пуговицы китель.
