Максим Кисляков - Быть войне! Русы против гуннов
Однако отличия есть – нет вычурности антов, массивности карпенцев, возвышенности и легкости русколан. Все строго. В каждом бревнышке, в каждом изгибе все говорит – здесь княжат строгость и практичность. Да, собственно, так и жили герулы – никаких излишеств. Иные говорят, что это из-за их воинственности, другие – из-за того, что давно собственной земли не имеют и за десятилетия привыкли передвигать свои города с места на место. Правы и те и другие.
Гуляй-град – так называли они свои городища.
Гонорих тяжело вздохнул, повернулся к соплеменникам, взгляд пробежался по их лицам, те продолжают что-то обсуждать, пламя костра бросает на них свет.
– Все же не следовало так сильно пинать этих слизняков гуннов, – услышал густой бас Гонорих. Он оторвал взор от панорамы родного гуляй-града и посмотрел на соплеменника в волчьей душегрейке. – Они ж как дети: их бить – себя не уважать.
Герул в волчовке сплюнул раздраженно в костер. Остальные закивали, явно согласны с заключением соплеменника.
Гонорих, все еще ослабевший после схватки с гуннами – лицо в отблесках пламени казалось пожелтевшим, исхудало, единственный глаз запал, – недовольно заерзал, брови сомкнулись у переносицы, что лишний раз подчеркнуло его и без того воинственный вид.
– А что, прикажешь, нужно было сделать с ними? – ответил герул. – Предупреждал окаянных, а они ни в какую… ну малость наподдал, так, больше для острастки.
Один из герулов коротко хохотнул, другой поперхнулся от смеха.
– Малость наподдал, – передразнил Гонориха соплеменник. – Да там все стены залиты кровищей! Трупов – гора. И ступить некуда.
– Ну а что? – ответил со зловещей улыбкой другой герул, с шумом проглотил еще горячий кусок мяса, дует на пальцы. – Самая лучшая острастка – не оставлять в живых. Умишки-то у них – как говна у комара – могут и не понять предупреждения на рожон не лезть.
Все разом расхохотались. Даже Гонорих не удержался, но тут же лицо исказилось болезненной гримасой, рука прижимается к перевязанному боку, на ткани быстро разрастается свежее кровавое пятно.
Вожак герулов – тот, что в волчьей душегрейке, – внимательным взором прошелся по скорчившемуся от боли лицу Гонориху. Все давно уже привыкли, что их предводитель как простой воин делит с ними еду и кров. Впрочем, и сам он хоть и молод, но ратником слыл умелым.
– Вижу, урок, преподнесенный степным шакалам, и для тебя даром не прошел.
– Пустяки, ты ж знаешь, на мне – как на собаке. К утру все затянется. – Он поглаживает рану, нанесенную гуннским клинком, морщится. – Ну, может быть, и не к утру, но скоро буду вновь как и раньше.
– Да, да, друже наш боевой, верю, что так и будет, – лязгнул смехом вожак-герул, рука по-дружески хлопнула по плечу. Герул зашипел и дернул плечом, боль сотнями игл прошлась по телу. – Ладно, что там дальше случилось, после встречи с гуннами возле поселения русов?
Гонорих раздраженно рыкнул, отвернулся, вновь взгляд заскользил по гуляй-граду. Перед глазами начали всплывать картины недавних событий. Неудачный набег на поселение ненавистных антов, побег, стычка с гуннами. Внезапно Гонорих ощутил подкатывающую к горлу тошноту. Он задержал дыхание, внимательно прислушался к своему телу – оно хоть и ослабело, но чувствует в себе прежнюю мощь. Это был… укол совести! Ну дела, подумал удивленно про себя герул, с чего бы это? И ответ тут же пришел на ум.
– Нечто мы разбойники какие?
Все разом замолчали, глаза тут же уставились на Гонориха. Наступила тишина, оглушительно заорали лягушки. Все замерли. Герул обвел всех пристальным взглядом. Он ли это говорит, сам себя спросил Гонорих, потом нахмурился, произнес грозно:
– Воины – да! Но не разбойничья ватага! Я привык правду в ратном деле искать и верх одерживать в открытом бою, а не плести интриг, аки бабье… – он раздраженно сплюнул в костер, тот отозвался грозным шипением. Соплеменники все так же смотрели на него, не отрывая взгляда, и молчали. У Гонориха желваки заходили ходуном. – Мне противно, что мы, гордый народ герулов, ищем союза с этими свиньями, что именуют себя детьми Степи!
– Ах вот ты о чем… – выдохнул с облегчением герул в шерстяной душегрейке. – Союз с гуннами… Хм, ну, это ты лишку загнул. Мы не ищем союза с этими выродками. Просто… так проще вернуть наши земли у русов, которые по праву принадлежат нам! Так получилось – мы сейчас в открытом бою не победим русов. Слабы мы пока еще. Или уже – неважно. Другое дело – гунны. Их больше. Намного больше, чем русов. К тому же они тоже воины, как бы мы их ни ненавидели, но это так. И зуб имеют на этих пахарей не меньше нашего. Вот мы и используем их. И вопрос – разбойники ли мы? – весьма странен. Тем более из твоих уст, Гонорих.
– Я бивал русов не раз и не два! И всякий раз одерживал верх… – Гонорих вдруг отвернулся. – Ну, почти всегда. – Он услышал, как кто-то ухмыльнулся, и резко повернулся, глаза острыми копьями уставились на вожака. – Но то были честные поединки.
– Честные… Много ли чести сегодня сидеть под открытым небом в окружении дрянных разваливающихся повозок и гнилых шатров вместо нормальных кромов и изб? – отозвался герульский вождь, в голосе послышался металл. – Мощь русов растет день ото дня! Они торгуют, заключают все новые союзы. И воины у них – не хуже нашего. Кому как не тебе это знать, Гонорих, сын Гатара. Ты вон посмотри на этого бугая, – вожак-герул в звериной безрукавке ткнул пальцем в сторону Боряты, тот уже пришел в себя и заинтересованно смотрел в сторону герулов. – Хех, уже очнулся. Гм, а думал, что после моих сапог он не придет в себя до самой Оливии. Живучие, гады…
Вожак в безрукавке смахнул с глиняной тарелки остатки вечерней трапезы, зло оскалился:
– На, рус, подкрепись, что боги послали. А то исхудаешь – за бесценок придется сдать.
Куски жилистого мяса, ошметки каши и какая-то зелень противной кучкой бухнулась у самых ног Боряты. Рус нахмурился. Недалеко от него зашевелился куст, через мгновение показался второй – рыжеволосый венед. Мгновенно схватил мясной кусок и отправил его в рот. Но тут же лицо его встретилось с твердой землей – белоголовый ант наградил его такой оплеухой, что рыжеволосый, выронив кус, покатился в сторону.
Герулы взорвались хохотом. Гонорих невольно поморщился – каждое движение отдается болью.
Белоголовый пленный рус вновь вперил в герулов взгляд, полный ненависти, подобрал кусок мяса и со всей дури бросил в хохочущих славян. Мясо со свистом пронеслось мимо вожака – тот вовремя увернулся.
– Смотри-ка, еще и гордые, – довольно произнес герульский вожак, повернулся к Гонориху, лицо вмиг стало серьезным. – Теперь ты видишь, что русы от своего никогда не отступят. Посмотри, посмотри… Даже этот вшивый пахарь держится достойнее любого ромейского царька!
