Бернард Корнуэлл - Приключения Ричарда Шарпа. т1.
– Что он задумал?
– Потом, – сказал Шарп. – Потом. – Правая рука действовала исправно, он обнял ею Терезу, перевалил на себя; по обе стороны лица рассыпались черные локоны. Тонкие пальцы уже ощупывали шрамы у него на спине. Девичьи губы приблизились к его уху.
– Можно, я оставлю себе винтовку?
– Она твоя, – сказал Шарп. – Твоя.
Глава девятнадцатая
Палец прижался к рубцу.
– Кто это сделал?
– Человек по фамилии Моррис. И сержант – Хейксвилл.
– За что?
Шарп пожал плечами.
– Оболгали.
– Ты их убил?
– Пока нет.
Она медленно кивнула.
– Убьешь?
– Убью.
Еще не рассвело, но небо уже серело, предвещая скорый восход солнца, а Шарп собирался прийти на телеграф пораньше. Ужасно не хотелось шевелиться, расставаться с теплым женским телом, однако в доме шумели, пробуждаясь, солдаты, и во дворе вдруг грянул петушиный крик, заставив Шарпа рывком сесть на постели.
Он снова вытянулся на простыне, решив полежать еще пять минут, и привлек к себе Терезу.
– Харди тебя хотел?
Она улыбнулась и что-то произнесла по-испански. Наверное, спросила, не ревнив ли он.
– Нет.
Она тряхнула головой, чуть заметно пожала плечами.
– Да. Он меня хотел.
– А ты?
Она рассмеялась.
– Нет. Иоахим всегда был чересчур близко.
Иоахим, проклятый Иоахим Жовелланос, Эль Католико, полковник и мошенник. Ночью, когда они лежали в поту на широкой постели, девушка рассказывала о своем отце, об Эль Католико, о том, как трудно выжить в горах, где со всех сторон враги, где нет законов и правительства. Отец, сказала она, добрый, но слабый.
– Слабый? – Шарп поморщился, приподнимаясь на локте.
– Он был сильный. – Английские фразы давались Терезе не без труда. Она беспомощно пожала плечами.
Шарп решил помочь.
– А Эль Католико?
Девушка улыбнулась, откинула волосы с глаз.
– Он хочет все на свете. Людей моего отца, земли, денег, меня. Он сильный.
Где-то скрипнули старые дверные петли, чьи-то шаги пересекли двор. Пора вставать, напомнил себе Шарп.
– А ты?
Ее руки ощупывали шрамы.
– Мы будем драться: Рамон, я, отец. Иоахим думает лишь о том, что будет после.
– После?
– Когда наступит мир.
– А ты? – От ее волос пахло женщиной. Ладонь Шарпа остановилась на узкой мускулистой талии.
– Я хочу убивать французов.
– Ты будешь.
– Я знаю.
На ее губах вдруг появилась улыбка, и Шарпу захотелось, чтобы Тереза не уходила. Наверное, он был бы счастлив с этой женщиной. В следующее мгновенье Ричард рассмеялся про себя. Когда-то он точно так же думал и о Жозефине.
– Чему ты улыбаешься?
– Ничему.
Стрелок опустил ноги на пол, сгреб одежду и перетащил на кровать. Тереза надела китель, сунула руку в карман.
– Это что? – На ее ладони лежал серебряный медальон.
– Медальон.
Она легонько ударила Шарпа.
– Я знаю! – Тереза раскрыла медальон и увидела портрет золотоволосой девушки с полными губами.
– Кто это?
– Ревнуешь?
Она поняла шутку и рассмеялась.
– Кто она?
– Джейн Гиббоне.
– Джейн Гиббоне! – передразнила Тереза. – Кто она? Она тебя ждет?
– Нет. Я никогда ее не видел.
Испанка вглядывалась в лицо на миниатюрном портрете.
– Хорошенькая. Никогда?
– Никогда.
– А зачем тогда носишь?
– Я знал ее брата.
– А! – Что такое дружба, Тереза понимала. – Погиб?
– Да.
– Французы? – Это слово всегда вылетало из ее уст, как плевок.
– Нет.
Казалось, немногословность Шарпа ее раздражает.
– Он был солдатом?
– Да.
– Отчего же он погиб?
Шарп натянул французские брюки.
– Я его убил.
– Ты?
Шарп помолчал несколько секунд.
– Нет. Сержант. Я убил второго.
– Второго? – Тереза села и вздрогнула, когда он отодвинул гардину.
По ту сторону улицы высилась церковь с узорчатой кладкой стен, на ее колокольню вела лестница. Солдат в душе Шарпа машинально догадался, что на церковной крыше должна быть площадка – отличная позиция для злоумышленника с ружьем.
– Это были враги. Ранили моего друга.
Полуправда, догадалась Тереза.
– Женщину?
Он кивнул.
– Не мою.
Опять полуправда. Но к тому времени, когда погибли оба лейтенанта, Жозефина уже встретила Харди.
Тереза рассмеялась.
– Ричард, ты хороший человек.
– Знаю.
Шарп с ухмылкой забрал у нее медальон и спрятал в карман. Почему он его носит? Потому что сестра Гиббонса – такая красотка? А может, это теперь его амулет, волшебное средство от уланской пики и рапиры Эль Католико?
Тереза помогла ему застегнуть китель.
– Ты вернешься?
– Вернусь. Тут полно солдат, тебе бояться нечего.
Она свесилась с кровати и дотянулась до винтовки.
– Мне бояться нечего.
Он оставил ее в спальне и, уже переживая утрату, спустился в кухню, где в печи потрескивал огонь, а возле него Лассау потягивал пиво из глиняной бутыли. При виде Шарпа немецкий капитан улыбнулся.
– Как спалось, дружище?
Ноулз заухмылялся, Харпер поднял глаза к потолку. Шарп проворчал что-то относительно вежливое и подошел к плите.
– Чай есть?
– Прошу, сэр. – Харпер придвинул по столу чашку. – Взбодритесь, сэр.
В кухне было еще с дюжину людей из роты и несколько немцев, они резали штыками свежеиспеченный хлеб. На столе Шарп увидел горшки с маслом – свежим маслом! Он царапнул о печь носком сапога, чтобы привлечь внимание своих людей.
– Девушка, – произнес капитан, как ему показалось, смущенно, но никто этого вроде бы не заметил. – Присмотрите за ней, пока я не вернусь.
Солдаты закивали, хитро ухмыляясь, и его вдруг охватила невыразимая гордость. Хоть они и прохвосты, Тереза с ними в полной безопасности. И золото. Он еще ни разу всерьез не задумывался о том, что редкий офицер доверил бы своим солдатам такую кучу денег – побоялся бы кражи и дезертирства, все-таки это огромный соблазн. Но Шарп был спокоен. Это его люди, его рота, он столько раз доверял им свою жизнь, не подведут они и сейчас.
Роберт Ноулз кашлянул.
– Когда вы вернетесь, сэр?
– Через три часа. – Час на отправку депеши, час на ожидание и еще час, чтобы уладить с Коксом все мелочи. – Остерегайтесь Эль Католико, он здесь. Часовых не снимать. И никого не впускайте, Роберт. Никого.
Солдаты вновь стали ухмыляться, раздались смешки – да кто посмеет сюда сунуться? Лассау хлопнул в ладоши.
– То-то удивятся испанцы! Думают, золото у них в кармане, но они не знают про телеграф. А?! Вот они, чудеса современной войны!
На улице было холодно, над головами висела серая мгла, но, когда Шарп, Лассау и Харпер поднялись на дозорную башню замка, на восточном горизонте уже сверкал край восходящего солнца. Подле телеграфа не было ни души, бараньи пузыри висели у самой крестовины, и в стылом сером рассвете мачта походила на виселицу. Под напором ветра фалы часто хлопали, словно уныло отбивали зорю. Солнце раздробило остатки ночи, заиграло над восточными холмами, рассыпало над окрестностями Альмейды тусклые ранние лучи. Словно приветствуя его, запели горны, закричали часовые на бастионах, и Лассау, хлопнув Шарпа по здоровому плечу, показал на юг.
– Взгляните.
Горны отзывались на первые признаки французской активности. Начиналась осада. В целую и невредимую подзорную трубу Шарп увидел в лучах зари свежую земляную насыпь в тысячах ярдов от португальской твердыни. Там французы готовили позицию для батареи. Виднелись крошечные силуэты солдат – одни орудовали лопатами, другие укрепляли откос огромными фашинами. Когда-то он и сам нес такую фашину – громадный плетеный цилиндр, набитый землей, из них мгновенно создавались укрытия для людей и пушек.
Португальские артиллеристы уже заметили новое укрепление французов; за крепостной стеной оживились. Лассау ударил кулаком по каменному зубцу башни.
– Стреляйте же, ублюдки! Стреляйте!
Казалось, обслуга крепостной пушки услышала его – раздался сухой хлопок, и Шарп увидел в подзорную трубу, как перед французской батареей взметнулась земля. Должно быть, ядро рикошетом перелетело через насыпь. Он подумал, что португальские артиллеристы, наверное, довольны; еще два выстрела, и пушечный ствол разогреется, ядра полетят дальше. Он услышал новый выстрел, увидел, как ядро упало чуть дальше первого, как французские солдаты бросились в укрытие.
– Ага! Еще разок!
Он оставил трубу на зубце и выпрямился. Ветер развеивал над крышами домов пороховой дым. Вырвался еще один грязно-белый клуб, а через секунду Шарп услыхал треск и увидел прямое попадание – фашины разбросало во все стороны.
– Браво! – Лассау хлопнул в ладоши. – Это их минут на пять задержит.
