Георг Борн - Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 1
— Можем ли мы рассчитывать на протекцию Франциско де Ассизи — это еще вопрос! — возразил Мерино.
— Это был вопрос. Франциско де Ассизи целиком в наших руках! Графиня генуэзская возвратила себе опять свое прежнее неотразимое влияние на него.
— В таком случае еще неизвестно, получит ли этот неаполитанский принц руку Изабеллы? — спросил Мерино.
— Получит! — отвечал Маттео. — Королева-мать одобряет этот брак.
— Да, но герцог Валенсии против него!
— Этот Нарваэц — наш опасный противник! Можно достичь равновесия, противопоставив ему влияние Людовика-Филиппа! — предложил всемогущий Маттео, по-видимому, имевший все дворы в своем распоряжении.
— Так примем же решение! — напомнил старый Антонио, который не считал возможным колебаться. — Будет ли принято предложение инфанта?
Каждый из трех тайных судей инквизиционного трибунала взял шарик из кармана своей монашеской одежды, незаметно положил его в стоявшую на столе урну и тогда тщательно накрыл ее опять.
В этой урне белыми и черными шариками был определен приговор бесчисленному множеству людей. Если в ней оказывалось два или три черных шарика, то жизнь подсудимого была потеряна, спорный вопрос решен отрицательно. Но если в ней находилось два или три белых шарика, то это означало, что решение принято в пользу предложенного вопроса.
Трое судей порознь подошли к урне, потом к ней приблизился патер Антонио и перевернул ее на черное сукно стола.
— Два шарика черных! — сказал сухой старик с хитрыми глазами. — Предложение дона Карлоса отвергнуто. Сообщите монаху из Бургоса это решение, брат Мерино.
— Но погодите, еще одно слово, пока мы не разошлись! Принц де Ассизи через брата Маттео подал прошение на счет одной суммы денег, которой ему недостает и которую он хочет занять у иезуитов. Решили ли мои братья этот вопрос?
— Принц требует миллион реалов8, — сказал Маттео, — я думаю, пусть он сперва обеспечит свой брак с Изабеллой Испанской, прежде чем брат казначей выплатит ему эту сумму.
— Мы с этим согласны, — отвечали Антонио и Мерино, — пусть он подтвердит обеспечение, тогда получит и деньги.
— За успех плана я ручаюсь, — сказал патер Маттео с уверенностью и спокойствием, которые должны были бы привести всякого в изумление, — да хранит вас и нас всех Пресвятая Дева!
Патер Маттео поклонился, братья Антонио и Мерино ответили на его поклон и разошлись. Мерино направился к монаху из Бургоса, чтобы передать ему отрицательный ответ, два других патера — через две различные двери залы. Каждого из них ожидал брат прислужник со свечей и повел их по неприветливым, темным коридорам дворца Санта Мадре в их комнаты, находившиеся в разных этажах этого здания, проклинаемого целым народом.
ПРЕРВАННОЕ СВИДАНИЕ
Нежное чувство, возникшее в сердце королевы Изабеллы, разгорелось еще сильнее от непрошенного появления масок в саду и теперь вспыхнуло уже настоящим пламенем.
Расцветающая, юная королева привязалась к прекрасному дворянину со всей страстью, которую только может родить золотое южное солнце и теплая, мягкая южная ночь. Она с восхищением видела, что он также горячо отвечал на ее любовь.
Дон Франциско Серрано, командор войска королевы, с обаятельной уверенностью, подымавшей его в глазах современников, чувствовал, что Изабелла отдавала ему предпочтение.
Умный Олоцага своим наблюдательным, опытным взглядом тотчас заметил, что Франциско нравилась прелестная, пышно расцветающая королева и что взоры Изабеллы на всех придворных праздниках охотнее всего устремлялись на его друга.
Прим, любимец генерал-капитана Нарваэца, был командирован с частью войска под Бургос.
Топете же еще оставался со своими друзьями в столице и в своем роскошном отеле задавал пиры. Он обладал громадным состоянием, был весьма гостеприимен и лучшим удовольствием его было собирать вокруг себя близких ему людей.
Франциско в первые недели после карнавала, приложил все усилия, чтобы отыскать таинственную гадальщицу и узнать от нее более подробные сведения об Энрике и ее ребенке, но все было напрасно: незнакомка, которая, по всей вероятности, принадлежала к высшему кругу, так как была приглашена на маскарад, скрылась бесследно. Никто не мог дать ему даже приблизительных сведений о таинственной гостье и, несмотря на ее обещание в скором времени известить его об Энрике и ее ребенке, он напрасно ждал хоть какого-нибудь известия от нее.
Старый Доминго, пораженный пулей Жозэ, умер и не мог напоминать своему господину о его долге перед Энрикой. Это был единственный человек, который не постеснялся бы откровенно поговорить с блестящим доном Серрано и помочь ему не забыть данных клятв. Но верный слуга крепко спал под великолепным памятником и не мог поддержать своего питомца.
Франциско Серрано был слишком опьянен наслаждениями придворной жизни и той любовной обольстительной атмосферой, которой веяло в убранных золотом покоях Изабеллы. После серьезного разговора с гадальщицей на балу в его душе ожил образ Энрики, но скоро он опять закружился в вихре удовольствий мадридского двора, где празднества и банкеты все сменялись одни другими, потому что не только принц Франциско еще считался гостем, но несколько недель тому назад приехал и младший сын Людовика-Филиппа, короля французов, Антон Монпансье, которого непременно следовало принять со всевозможным гостеприимством. Ведь Людовик-Филипп был высокоуважаемый приверженец испанского двора и, как он сам неоднократно говорил, «друг» королевы-матери, Марии Кристины.
Однажды в числе многих других гостей пригласили к ужину Олоцагу, Топете и Серрано. Мария Кристина любила похвастать умными, изящными, богатыми дворянами своего войска.
Таким образом, образовался блестящий кружок в залах королевы-матери, соединенных с комнатами Изабеллы галереями и коридорами.
Герцог Рианцарес, бывший солдат лейб-гвардии, оживленно разговаривал с Нарваэцем, герцогом Валенсии. Маленький, тщедушный принц де Ассизи, временами украдкой зевавший, вяло беседовал с герцогом Монпансье, а почтенный патер Маттео стоял в стороне с благочестивым патером Фульдженчио, сопровождавшим принца.
Королева-мать очень благосклонно приняла Серрано. Олоцага мило пошутил с очень молоденькой, часто хворавшей принцессой Луизой, которая, по-видимому, произвела глубокое впечатление на молодого Антона Монпансье. Топете обращал на себя внимание великолепной бриллиантовой булавкой, надетой им сегодня для того, чтобы не отстать от принцев, с богатством которых его состояние смело могло соперничать. Изабелла нарочно долго любовалась огромным сверкавшим всеми красками бриллиантом контр-адмирала, чтобы отвлечь свои мысли от Серрано.
