Пол Андерсон - Королева викингов
Однако в дело вмешались другие, желавшие все же закончить дело миром. Среди них был скальд Гутхорм Карлик. Он был при Хальвдане, но до того жил при Харальде и все еще оставался другом обоим. Некогда он сложил поэму во славу обоих. Когда же отец и сын предложили ему награду, он сказал, что хотел бы получить ее позже, но что они должны будут дать ему то, что он попросит. Короли согласились. Мало что могло сравниться с хорошо сложенной драпой — хвалебной песнью, — и человек чести не мог воздать меньшим. И теперь Гутхорм просил о мире. Благодаря его вмешательству и помощи других, возможно, прежде всего ярла Сигурда, короли пришли к соглашению. Хальвдан должен был заплатить за убитых и после того сохранял за собой власть; ему и Эйрику следовало не поднимать рук друг на друга.
Гуннхильд прижала к груди своего новорожденного сына Эрлинга. Хальвдан Черный пытался убить ее мужа. Больше того, ему это чуть не удалось. Значит, он заслужил смерть.
XVII
Войско, собранное против собственного сына, было последним из всех ополчений, который созвал в своей жизни Харальд Прекрасноволосый. Он не отправился с ним, так как был слишком стар для дальних странствий. Когда же наступил мир, то можно было подумать, будто нечто внутри его существа со вздохом распустило ту связь, которая соединяла старого конунга с его силой. После этого он почти все время сидел, плотно завернувшись в меха, и, возможно, в мыслях беседовал с друзьями, врагами и любимыми, которых давно уже не было в живых, или же заново сражался в своих давних битвах и слушал победные крики.
Эйрик и Гуннхильд находились вместе с ним в его большом имении на острове Кёрмт, лежащем недалеко от побережья Рогаланда возле юго-западной оконечности Норвегии. Они приехали туда, чтобы совершить жертвоприношение в день весеннего равноденствия. Харальд часто подолгу стоял на холодном ветру под моросящим дождем, заставлявшим огонь шипеть, а дым — стлаться по земле. Белую голову он держал все так же высоко, но его широкие плечи заметно ссутулились, как будто негнущиеся ноги с трудом удерживали тяжесть огромного живота. Возвращаясь в длинный дом, он двигался очень медленно. Гуннхильд часто видела, как его губы, полускрытые бородой, кривились от боли.
Тем вечером после еды он приказал своим главным телохранителям призвать всех к тишине. Даже дрова, горевшие в очагах, казалось, старались потрескивать потише. Глаза старика сверкали светло-серым стальным блеском. Его голос гремел почти так же, как десяток лет назад в пору его расцвета, но из-за нехватки многих зубов слова Харальд выговаривал невнятно.
— Слушайте и не говорите, что не слышали. Я, Харальд Хальвдансон, обращаюсь к вам, ваш король, сокрушивший всех королей и вождей, пытавшихся противостоять мне, и собравший всю Норвегию под свою руку. Я подавил викингов и грабителей, я дал справедливые законы, я принес процветание торговле и даровал стране богатство, я заставил мир трепетать перед нашим могуществом. Однако Элли, заставивший Тора встать на колени, властен и надо мной. Но пока я еще не ушел под землю, я позабочусь о том, чтобы мои дела не пошли прахом после того, как меня не станет, а перешли в сильные и умелые руки. Слушайте меня. Ныне я передаю моему сыну Эйрику всю ту власть, которой владел до сих пор. Я обращаюсь к вам, чтобы вы стали свидетелями этого и сообщили тингам по всей земле, когда они соберутся, дабы они приветствовали своего нового конунга. Отныне и впредь Эйрик будет рядом со мною.
Он тяжело опустился на место; по всему залу было слышно его частое хриплое неровное дыхание. Высокий, прямой, гибкий муж Гуннхильд поднялся с места, прошел между огнями и сел рядом с отцом. Присутствующие разразились приветственными криками, гремевшими, подобно волнам штормового прибоя, разбивающимся об утес.
Вплоть до самого отъезда из Кёрмта Гуннхильд улыбалась и была чрезвычайно любезна со всеми. Но она уже думала о том, что будет дальше. Этот дар не был неожиданным ни для нее, ни для мужа. Ни для братьев Эйрика.
Следующим летом к молодому конунгу все время поступали известия о братьях. Олав из Вингульмёрка, потребовавший себе после убийства Бьёрна Коробейника принадлежавший тому Викин, получил желаемое — народ приветствовал его и провозгласил королем по своему собственному выбору. При нем находились его сын Трюггви и сын Бьёрна Гудрёд — быстро взрослеющие юноши, которые вот-вот должны были превратиться в мужчин. Еще хуже того было положение в Траандхейме, где Хальвдан Черный тоже пользовался единодушной поддержкой жителей.
Эйрик сохранял власть над южными и западными землями и на севере до Моерра. Это было вовсе не так уж мало, судя по размеру владений и по их богатству. Однако братья отказались посылать ему дань и долю арендной платы, собранной со своих стран. Послы, которых он направлял к ним, возвращались ни с чем. Харальд Прекрасноволосый лишь бормотал, что все новые войны — это теперь дело Эйрика, а его, дескать, пусть оставят в покое с его мечтами.
— Да, он выгорел дотла, — печально сказала Гуннхильд, оставшись с мужем наедине в комнате, где их никто не мог подслушать.
— А ведь подобного пожара никогда еще не было, — заметил Эйрик.
— И ты позволишь ему разгореться? — Гуннхильд погладила его руку, ощущая под пальцами могучие сухожилия, золотые щекочущие волоски, и почувствовала, что кровь в ее жилах заструилась быстрее. — Нет, ты не допустишь этого.
— Сначала я должен укрепить то, что у меня есть. Слишком многие бонды недовольны и ворчат.
— Я знаю. И все-таки можно кое-что сделать.
— О чем ты думаешь?
— Это может подождать, — мягко, как мурлыкающая кошка, пропела она и перевела разговор на что-то другое.
Опасность заключалась не только в нехватке денег. Корабли короля Олава из Викина могли в любой момент, когда он сочтет нужным, преградить пути к шведским рынкам, на Балтику и, возможно, даже в Данию. Хальвдан господствовал над Финнмёрком и лучшими рыбацкими промыслами, а также имел возможность при желании свободно плавать на запад. Оба имели в достатке воинов, не уступавших дружинникам Эйрика. У обоих были сыновья, которые, если выживут, будут когда-нибудь угрожать ее сыновьям.
Год подходил к концу. Эйрик часто отсутствовал. А Гуннхильд жила главным образом в королевском доме, возвышавшемся над верховьем широкого Бю-фьорда в Хёрдафюльки. Открытый со стороны моря, но защищенный отдаленными островами, этот залив представлял собой хорошую гавань и был удобен для обороны. Поэтому туда во множестве заходили торговые корабли, и вдоль берега образовался небольшой, но быстро растущий городок, от которого в глубь суши уходили хорошо наезженные дороги. Однако сельским хозяйством там занимались мало — лишь в непосредственной близости к городу имелись небольшие поля, — так как дальше начинались крутые холмы, густо поросшие лесом. Среди деревьев, прикрывавших сзади королевский двор, для Гуннхильд выстроили небольшой дом, где она могла при желании оставаться в одиночестве.
