М. Эльберд - Страшен путь на Ошхамахо
Перед тем как сесть на лошадей и уехать, наши охотники не очень бережно спустили татарского вельможу с крутого откоса котловины — чтобы прошло побольше времени, пока ощипанный паша сумеет оттуда выкарабкаться.
Третьего коня они ловить не стали.
По дороге домой Канболет думал о том, что две цели из трех, о которых он сказал мальчику по возвращении на родину, уже достигнуты. Найдено временное пристанище — лучшего и быть не может — и вот теперь есть для кана полное снаряжение джигита. Есть прекрасный вороной (вшиголовый князь вряд ли осмелится его оспаривать у сына Кургоко), есть по паре отличных кинжалов и сабель, пистолет, богатый лук и роскошно отделанное ружье — новенький «ХаджиМустафа». Наконец, деньги. На них у заезжих торговцев будет приобретена строгая, но дорогая одежда и для кана и для аталыка. Наверное, останется еще достаточно монет, чтобы парень потешил свои руки и сердце — начеканил всяких бляшек для украшения уздечек, наделал газырных колпачков и пластинок басмы с затейливым узором.
(Так оно потом и получилось. Только Кубати уговорил аталыка забрать себе «Хаджи-Мустафу», а ему отдать эржибу, с которой всю жизнь у него будут связаны дорогие воспоминания. Захотелось ему также подарить пистолет Емузу, а Куанчу одну из сабель и кинжал. В алиготовской мошне оказались не только золотые монеты, но и несколько драгоценных камней. И Кубати вставил по парочке «налькутов» в серебряные пояса Нальжан и Саны. Для девушки он еще сделал собственноручно чудесное колечко с четырьмя бирюзовыми зернышками. Из шести золотых цехинов вышло две дюжины тончайшей работы колпачков для газырей, которые юный кудесник поровну поделил между собой и Канболетом.)
— Остается третья цель, — размышлял Тузаров. — Надо еще подготовить мою достойную встречу с Хатажуковым, очиститься от грязной клеветы и смело смотреть в глаза всей Кабарде.
Пши Алигоко? Ну, это уже личное дело Тузарова. А возможно, и князя Хатажукова…
Алигот-паша? Все равно не сегодня, так завтра начнется война с крымскими татарами. Это уже Канболету известно доподлинно…
А сегодня закончено воспитание Кубати, хорошего мальчугана, из которого получится, уже получился честный и умный, добрый и отважный кабардинец. Да, да, любезный мой Тузаров, ты можешь гордиться этим парнем. Так почему же ты грустишь?..
* * *Емуз встретил Канболета и Кубати у ворот, развел руками и многозначительно хмыкнул:
— С удачной охотой, друзья! Вижу, вам попалась дичь крымского происхождения.
Куанч выбежал из-за дома и чуть не упал от изумления.
— Хорошо? Ладно? — подмигнул ему Кубати. Нальжан с тревогой покачала головой, хотя видно было по всему, что она радуется.
Сана выглянула из дверей женской половины, встретилась взглядом с Кубати и опустила глаза.
— Заходи, заходи в дом, брат мой Канболет, — чуть торопливо сказал Емуз. — У нас сегодня гость…
Канболет вошел и слегка запнулся у порога: навстречу ему поднялся тот самый молодой человек в черной черкеске, с которым они плыли на одном судне из Крыма.
— Твое имя я уже знаю, достойный сын Каральби Тузарова, — тихо произнес молодой человек. — Знаю и нелегкие пути твоей жизни. А меня зовут Джабаги Казаноков…
— Тем лучше, — улыбнулся Канболет. — Значит, мне придется поменьше говорить, а побольше слушать.
О многом переговорили и тот вечер трое мужчин. Беседа спокойная, неторопливая затянулась до полуночи. Некоторое время принимал в ней участие и Кубати: Джабаги хотелось услышать именно из его уст о подробностях роковой встречи Исмаила Хатажукова с братом-убийцей и Алигоко.
— Вот кто истинный виновник всех несчастий, — сказал Джабаги. — Подстрекательский шепот Вшиголового страшней огня и кинжала.
— Я это понял слишком поздно, — угрюмо пробасил Канболет.
— Получит ли наконец этот стервятник заслуженную награду? — с негодованием спросил Емуз, обращаясь к Джабаги.
— Должен получить. Только трудно сказать, каким образом… Хоть он и не пользуется поддержкой других князей, а Хатажуков теперь, после того как я открою ему глаза, возненавидит Алигоко еще больше, — даже тогда наказать его будет непросто. Ведь Вшиголовый сейчас — первый друг ханского сераскира, этого туполобого спесивца Алигота-паши…
— Каким образом его наказать, знаю я, — недобро усмехнулся Тузаров. — Все равно Шогенуков спать спокойно не будет, пока я жив. И жирнокурдючный Алигот мечтает увидеть мою голову отдельно от туловища. А потому — да и не только потому — я должен добраться до Вшиголового раньше, чем он с помощью сераскира доберется до меня.
Джабаги Казаноков рассеянно тыкал ножом в кусок жареной оленины.
— Вот на это, милый мой Канболет, я ничего не могу тебе ответить, — сказал он. — Мое дело мирное. И мне удалось уже помирить не одну пару кровных врагов.
Тузаров посмотрел в его строгие, но затаенно-улыбчивые глаза и понимающе кивнул головой.
— А что ты не поделил с Алиготом-пашой? — спросил Джабаги.
— Почему не поделил? — засмеялся Канболет. — Дележка у нас была дважды. Первый раз в Бахчисарае, когда люди Алигота «поделили» наше с Кубати имущество, — заодно они хотели разделить на части и наши тела, — а второй раз — сегодня утром. Только «дележкой» алиготовского снаряжения и оружия двух его людей на этот раз занимались мы с Кубати. Вернул паша свой должок…
— Так вот с кого ты снимал руно! — с уважением посмотрел на Канболета Емуз. — И ты их…
— Нет, зачем? Все остались живы. Не мог я убивать пашу. Если бы он хоть дрался как мужчина. Или бы серьезно поранил моего парнишку… Но этот презренный трус оказался — хвала аллаху! — и никудышным стрелком. А ведь ружье у него было хорошее.
Емуз залпом опустошил чашу с махсымой и вытер усы ладонью.
— А я решил, что мальчик зацепился ухом за колючую ветку… — Хозяин дома немного помолчал, потом озабоченно вздохнул: — Не пустится ли теперь сераскир на новые грабежи и бесчинства?
— Пустится, — сказал Джабаги. — Только не потому, что его сегодня самого остригли. Я знаю, что крымское ханство не сегодня-завтра потребует от адыгов новую дань. Прежний ясак хотят увеличить в десятикратном размере.
— В десятикра-а-а-тном! — поразился Емуз. — Но это невозможно! Они и так довели народ до обнищания.
— Да. Невозможно. И потому… будет война, — закончил за Джабаги Тузаров. — Я ее чувствую, как собака чувствует след зверя, который опережает ее на полсотни шагов. К тому же я только что из Крыма.
— А я еще и из Турции, — сказал Казаноков. — Война султана с русским царем неизбежна, хотя его посол в Истамбуле, чтобы оттянуть начало войны, не жалеет золотых червонцев для подкупа турецких сановников. Встречался я с этим послом. Только новенькие русские червонцы ему тоже нравятся, и он, как шепчутся в посольстве, уже «упрятал» половину из двухсот тысяч русских монет в свой карман. А султан Ахмед Третий не устает кичиться силой своих войск. Для поднятия духа он каждый день, в сопровождении огромной свиты, иностранных послов и уличных зевак, ездит за город и повергает всех в восторженное изумление дальностью стрельбы из лука. Говорят, еще никто в мире не смог пустить стрелу на такое расстояние — больше тысячи шагов. Что же, парень он здоровый, как ногайский вол. Да сейчас не об этом речь. Готовиться к скорому нападению татар — вот что нам надо делать.
