Елизавета Дворецкая - Ветер с Варяжского моря
Вошли двое холопов, таща большую кадку с водой и плетеную корзину, в которой вперемешку были навалены горбушки и ломти хлеба, репа, луковицы, сушеные рыбины – собственные запасы ладожан, захваченные в погребах, прямо возле печек. Вслед за холопами вошла старуха и стала раздавать еду, давала отпить воды из деревянного ковша.
– Ешьте, милые, голубушки, да поможет Матушка Макошь вам!– бормотала она на ходу. – Берите, деткам вот помягче, уж чего дали упыри[173] эти…
Загляда сразу же, еще в дверном проеме, узнала Зиманю по очертаниям фигуры и по голосу, но сидела в своем углу, не шевелясь, и ждала, пока ключница подойдет к ней. Когда та была уже близко, Догада тоже узнала старуху и встрепенулась, но Загляда быстро закрыла ей рот ладонью. Коренастый приземистый викинг, до глаз заросший русой бородой, стоял на пороге, опираясь о копье с широким наконечником, и наблюдал за женщинами.
Зиманя подошла к углу, где сидела Загляда, стала раздавать горбушки и рыбины, протянула репу девушке, смутно видной в полутьме, и так и замерла – узнала Загляду.
– Ой, горлинка моя, и ты здесь! – шепотом запричитала она, и слезы побежали ручейками по ее морщинистому лицу. – И тебя поймали! А я уж горевала по тебе – где же она, думаю, моя золотая!
– Тише, услышит! – ответила Загляда, принимая у старухи репу и передавая ее Догаде.—Что же они с нашим двором-то сделали?
– Известно, что! – Зиманя утерла лицо рукавом, но слезы все бежали и бежали. – Растащили все добро, все лари переломали! И отцово добро все вытряхнули, и твои рубахи цветные! И у Медведя чего было дорогого, кошель тот, что он до отцова отъезда принес, тоже нашли!
Загляда вспомнила тяжелый кошель серебра, который Ингольв передал Тормоду в уплату за «Медведя». Чего уж там, снявши голову, по волосам не плачут.
– А ты что же? – спросила Загляда.
– Да я-то кому нужна! – Ключница махнула рукой. —Я-то, старая, им ни на что не годна. И в рабы молодых берут. А вот еще! – вспомнила Зиманя.– Еще как все началось, как влезли на двор на наш гады эти, один варяг прямо ко мне кинулся, да с ножом! Я думала, смерть моя пришла, а он кричит: «Хозяин где?» Я ему: «В чудь уехал, нету!» А он: «А дочь его где?» Я опять ему: «И дочери нету, с собой забрал». Он и ушел. Я и думаю: незачем им знать, что ты здесь, может чего…
Ключница всхлипнула, видя, что ничего не помогло, и снова заплакала.
– Что за варяг? – удивилась Загляда. – Кому про меня спрашивать?
– Да он был у нас! – вдруг вспомнила Зиманя. – Как вы из Новгорода воротились да чудина того привезли, вот как его родичи забрали, к отцу варяги приходили в гости, и он приходил! Молодой годами, а ростом чуть не с верею[174]! Ты еще меда ему подавала. Чтоб ему тем медом подавиться!
Зиманя плакала, мешая причитания с проклятьями, а Загляда застыла, изумленная, не зная, что и подумать. Зиманя говорила о Снэульве. Но как он мог здесь оказаться? Он ведь ушел с Ингольвом…
– Где ты там, старая ведьма? – крикнул от дверей викинг с копьем.
Рукавом смахивая слезы со щек, Зиманя поспешила обратно, боясь даже оглянуться на девушку. Дверь закрылась, стало почти темно. А Загляда все думала, забыв даже о зажатой в руке горбушке. Снэульв ушел с Ингольвом, а Ингольв собирался назад в Свеаланд…
Поднявшись, Загляда подошла к двери и сильно постучала.
– Чего еще? – ответил снаружи недовольный голос того викинга с копьем. – Больше еды не будет.
– Мне не надо еды, – тоже на северном языке ответила Загляда. – Скажи мне – с Эйриком ярлом пришел Ингольв Трудный Гость?
– Да, – озадаченно ответил голос. – А почему ты спрашиваешь? Кто ты такая?
Но Загляда, не отвечая, вернулась в свой угол. В который раз за этот день все для нее переворачивалось вверх дном. Ингольв здесь, и Снэульв здесь – в числе викингов, разоривших ее город, убивших, может быть, Тормода и превративших в рабыню ее саму. Снэульв – один из них. У Загляды не укладывалось это в голове, она не могла причислить к врагам человека, который стал ее судьбой, которого она вспоминала с такой любовью. Но память же подсказывала то, с чем нельзя было спорить. Снэульву нужен был вожак, с которым он сможет быстро разбогатеть. А кого грабить, им все равно.
Любовь, ставшая самой большой радостью в жизни Загляды, была убита, как ножом в сердце, одним ударом. Снэульв все равно что умер для нее – уж лучше бы он умер, лучше бы ей плакать над его могилой и продолжать любить его в своем сердце! Загляда прижала руку к груди – она задыхалась от резкой боли, как пронзённая копьем. Сознание ее еще не уяснило эту страшную правду, но сердце заболело, уже ощутив этот удар. В первые мгновения Загляда словно вся онемела, не думала и не чувствовала ничего, но с каждым мгновением боль нарастала и вдруг стала невыносимой. Опустившись на землю в углу, Загляда прислонилась лбом к бревну стены и заплакала. Теперь погибло все, что составляло ее жизнь.
Невысокие стены Олеговой крепости, обветшавшие за прошедший век, не могли долго выдерживать напор нападавших. Горожане и гриди посадника во главе с самим Дубыней защищали ворота и стены, но нападавших было больше, защитникам придавала сил мысль о домах и семьях, а викингам – жажда добычи. Они били в ворота дубовым бревном, тащили от разбитых изб Околоградья толстые бревна с зарубками и по ним пытались влезть на стены. Их сбрасывали обратно, но они, сменяя друг друга, лезли снова и снова, не давая ладожанам ни малейшей передышки. Гриди посадника бились в разбитых воротах, горожане пытались остановить викингов в проломах стен, но шаг за шагом им приходилось отступать, битва растекалась по узким улочкам тесной крепости. Близость победы воодушевляла викингов, их мечи и секиры крушили плохо вооруженных горожан. Еще до наступления сумерек викинги захватили Олегову крепость полностью. Защитники ее большей частью погибли, оставшиеся были захвачены в плен, и все беглецы из Околоградья, пытавшиеся спастись в крепости, вместе со всем своим добром оказались в руках северных разбойников. В самой крепости жили семьи городских старейшин и словенской знати, в их богатых дворах викинги нашли довольно добычи, чтобы оправдать трудную битву.
На небе загорелась красная вечерняя заря, но нелегко было вспомнить, что наступает вечер – казалось, что огонь, зажженный викингами в разоренном городе, достал до самого неба. В красных отблесках с земли и с неба корабль Эйрика ярла двинулся вверх по Волхову и снова пристал возле Победища. Площадка заборола была полна вооруженных людей – Оддлейв ярл намерен был дорого продать врагам свою крепость.
