СМЕРШ – 44 - Александр Леонидович Аввакумов
«Вот сволочь! – подумал он. – Всем отдыхать, а ты Гаврилов в охранение».
Летнее солнце, запахи разноцветья кружили голову. Он лег на спину и стал рассматривать облака, которые медленно плыли по синему небу. Память почему-то вернула его в июль 1941 года. Расчет его орудия окопался на окраине сожженного немецкой авиацией деревеньки. Тогда день очень походил на этот: синее небо, жаворонки в небе, запах трав, плывущий по полю пшеницы, которое желтело перед ними. К нему подошел командир расчета.
– Гаврилов! Ты почему лежишь? Все работают, роют окопы, а ты валяешься. А ну, встать! Быстро копать окоп.
Он дошел до товарища, который уже выкопал укрытие и взял у него лопату. Немцы появились внезапно, они шли цепями по нескошенному полю, не стреляя. Шли тихо, и от этой тишины всем стало страшно. Первая по ним ударила пехота. Кто-то поджег пшеницу, и это заставило немцев отойти назад.
– Сейчас попрут, – произнес командир расчета и словно в подтверждении его слов, по ним ударили минометы.
Мины падали сначала далеко в стороне, утюжа окопы пехоты. Где-то недалеко заревели моторы, и на поле выкатилось около десятка танков. Танки шли на предельной скорости и расстояние между батареей и ними быстро сокращалось.
– Огонь! – скомандовал сержант и орудие грозно рявкнув, выкинуло из себя стальную болванку.
Второго выстрела не последовало. Снаряд, выпушенный из немецкого танка, опрокинуло орудие, и разбросал в разные стороны расчет. Гаврилов лежал недалеко от орудия и силился поднять голову. Было уже тихо, и лишь была слышна гортанная речь немецких солдат, которые добивали тяжелораненых бойцов. Кто-то заслонил ему солнце, он открыл глаза. Перед ним стоял немецкий солдат. Он был молод, его тонкая шея как-то неестественно торчала из ворота кителя. Он поднял автомат и направил его на Гаврилова.
– Найн, – вспомнив первое попавшее ему немецкое слово, произнес он.
Немец усмехнулся и что-то крикнул своим товарищам. К гитлеровцу подошел офицер и что-то сказал солдату. Так он попал в плен. Затем была варшавская разведшкола, две выброски в тыл Советской армии. Это был его третий рейд по тылам Красной армии.
***
Костин всю ночь допрашивал пленного диверсанта.
– Я не радист. Вы его убили в бою. Правда, я его иногда подменял, это когда его ранили, но основным радистом был не я.
– Если хочешь жить, то должен помочь нам. Сообщишь, что тот радист погиб при стычке с НКВД.
– А если они не поверят?
– Поверят, ведь ты единственный человек владеющий шифром. Выбирай сам, работаешь на нас или стенка. Что ты торгуешься? Давай, решай!
– Хорошо.
Утром, получив разрешение полковника Носова, он приказал радисту выйти в эфир. Радист сел за рацию и взглянув на Костина и лейтенанта, который контролировал передачу, начал отстукивать радиограмму.
– Все, – произнес радист и посмотрел на Александра.
– Хорошо, – ответил Костин и приказал увести пленного.
Через полчаса к нему в кабинет вошел лейтенант.
– Товарищ капитан! Во время передачи радист сообщил о том, что работает под контролем.
– Вырежьте это место и отправьте в эфир. Будем ждать ответа от немцев.
– Есть, ждать ответа.
«Что ответят немцы? Поверят ли они радиограмме?» – подумал Костин.
Он встал из-за стола и подошел к окну. Он невольно вспомнил свой первый день работы в этом кабинете, как долго стоял у окна, размышляя о превратности судьбы. Ему молодому капитану пророчили великолепное будущее, после его перевода на работу в Центральный аппарат СМЕРШ. Но московская жизнь продлилась совсем недолго. Однажды к нему в кабинет вошел генерал-полковник Виктор Абакумов, в сопровождении начальника отдела.
– Кто это? – спросил Абакумов у полковника и рукой указал на Костина.
– Это наш новенький сотрудник, капитан Костин, – ответил начальник отдела. – Он у нас чуть больше двух недель. Очень опытный сотрудник, за ним более десятка ликвидированных немецких групп диверсантов.
Генерал-полковник смерил Костина своим взглядом и повернулся к полковнику.
– Скажите, полковник, разве у нас уже кончилась война или мы переловили и ликвидировали все диверсионные группы?
– Нет, товарищ генерал-полковник
– Тогда почему он здесь, в Москве, протирает штаны? Его место там, где нужно очищать нашу территорию от немецко-фашистских прихвостней и предателей. Пусть едет на фронт. Он там нужнее, полковник.
Вот так Костин вновь оказался в тех краях, где начинал свою службу в 1941 году. На улице бегали ребятишки. Их крики и смех был слышан, несмотря на закрытые створки окна.
«Где могут скрываться диверсанты Лесника? – подумал Александр. – Уйти за линию фронта они не могли, да и забросили их сюда не ради забавы».
То, что группа затаилась в его районе ответственности, не давала ему расслабиться. Он отошел от окна и, пододвинув к себе карту, стал на ней отмечать все точки, где были обнаружены лежки диверсантов. Все они оказались вокруг узловой станции и фронтовых складов.
«Нужно еще раз прочесать этот район. Они наверняка залегли где-то здесь», – подумал он и отчертил на карте круг.
Карандаш сломался, и Александр раздраженно швырнул его на стол. Раздался стук в дверь и в кабинет вошел лейтенант.
– Товарищ лейтенант. Вот ответ немцев, – произнес он и протянул ему расшифрованную радиограмму.
«Срочно перемещайтесь в квадрат 731. Ждите дальнейших указаний».
Костин взглянул на карту. В этом районе находился штаб армии.
«Неужели хотят захватить штаб? Но для захвата необходимы силы, которых у них нет. Тогда чего планируют?» – промелькнуло у него в голове.
Отпустив лейтенанта, он стал звонить полковнику Носову.
***
Феоктистов лежал в траве и внимательно смотрел в сторону темного леса. Именно оттуда должна была появиться диверсантов, которую возглавлял эсесовец. Где-то жутко ухал филин, от крика которого мурашки пробегали по спине. Лесник не боялся смерти, его пугало лишь одно, оказаться раненным и разорванным голодными волками. Он еще раз взглянул на часы, прошло полчаса, а тех все не было. Наконец, темноту ночи разорвал узкий луч карманного фонарика. Феоктистов протянул руку и нащупал фонарик, который лежал в траве. Он трижды мигнул в ответ. Теперь осталось минут пятнадцать и диверсанты подойдут к ним. Внутри Феоктистова что-то произошло, и он почувствовал, как какой-то комок подкатил к его горлу. Это был не страх, а лишь его предчувствие его. Рука машинально передернула затвор автомата.
В темноте трудно было различить, кто двигался в их сторону. Напряжение росло с каждой секундой.
– Пароль! – громко крикнул Феоктистов, на немецком языке.
Возникла небольшая пауза, которая еще больше насторожила его.
– Пароль! – снова выкрикнул он, заранее зная, что ответа на вопрос не последует.
Рядом с ним лежал Гаврилов. Тот прижал к плечу приклад пулемета и направил ствол
